Масканин с самого начала оказался один. Где сейчас Торгаев, с которым он разошёлся четверть часа назад, чтобы проверить дома по разные стороны улицы, и где сейчас в этой кутерьме жандармы и группа Семёнова, он не знал. Он действовал по обстановке, решив зачистить этот так удобно расположенный для противника дом с видом на штаб. А ведь этот двор раза четыре проверяли, значит диверсанты хоронились не здесь.
Частично оглохший от взрыва, Масканин затаился, вжавшись спиной в стену. Тело, подобно туго сжатой пружине, готово было "выстрелить" в любом направлении. Он чувствовал врага и враг этот раскрылся сам. От близости "стирателя" в первое мгновение аж волосы дыбом встали. А следом накатило липкое и гадкое чувство узнавания, когда-то он уже сталкивался с подобным в том проклятом лагере и позже во время побега в Пустошах. То что произошло дальше, Масканин называл "растворением в пространстве". Он словно внутренним взором увидел окружающее в пределах двадцати-тридцати шагов, при этом все объекты представлялись ему как бы объёмными и сразу со всех ракурсов одновременно. Это вышло как-то само по себе, подобно тому, как тренированное тело способно действовать на уровне наработанных рефлексов. В доме находился чужак – именно этим словом предпочитал обозначать "стирателей" полковник Семёнов. От чужака исходил устойчивый фон, он был не один в доме – его фон обволакивал ещё двоих, благодаря чему Масканин и засёк их. Эти двое, как и стрелок во дворе – обычные диверсанты. Сколько Масканин ни пытался, но прозреть облик "стирателя" так и не смог, зрение будто обтекало некий барьер, подобно тому, как вода обтекает камень. Чужак на такой способ прощупывания отреагировал незамедлительно: начал лихорадочно искать источник зондажа и уже через пару мгновений обрушил на Масканина удар и… наглухо закрылся, мгновенно оценив, что с наскока защиту русского "охотника" не прошибёшь.
По внутреннему ощущению, "растворение" длилось долго, но в объективном масштабе времени – не дольше нескольких секунд. Не чувствуя ни капли волнения, ведь как известно, "стиратели" тоже смертны, он спокойно отстегнул сабельные ножны – в доме длина сабли скорее помеха. Затем сбросил закинутый за спину вещь-мешок, откуда извлёк свёрток с древним клинком. Стрелок в это время дал очередь по углу дома и вновь затаился. А пулемётчик на чердаке стал бить короткими, видимо, жалея ствол, но зато часто.
Пальцы развязали узел, вещь-мешок полетел в куст. Из холодной жирной земли рука выволокла округлый камень размером с кулак. В левую руку привычно лёг взведённый "Сичкарь" – кому-то может и пукалка, тем более против пистолета-пулемёта, но на коротких дистанциях – то, что надо. Особенно в умелых руках. Максим давно не считал, сколько раз он с пистолетом и бебутом очищал окопы и сколько раз менял на них винтовку в уличных боях при штурме зданий.
