— Глупости всё вы говорите. Я и раньше вам говорил, что в десятый год осенняя пашня в прок не пойдет, а на ваше счастье вы как раз на него и наскочили. Что ж делать? Надо поправить дело, пока время не ушло, а не унывать; с уныния радости тоже мало.
Мужики угрюмо слушали и только потряхивали головами. Озимь, что дальше, пропадала все больше и больше. Я решил перепахать озимые поля и засеять их яровым, пшеницей, полбой, гречей, а главным образом подсолнухами. Мужики глазам не верили, когда увидели, что мои плуга пашут озими.
— Да как же это так? А вдруг господь дождика даст? Они отдохнули бы.
— Нет, не отдохнут, а время упущу.
— Этак станем пахать да пахать, а урожай коли собирать? — насмешливо и озлобленно спрашивали они.
— Глупо, друзья мои. Через неделю и сами станете перепахивать, как и я, с тою разницей, что время упустите, и не будет ни ржи, ни ярового.
— А господь?
— Господь тебе и дал голову, чтобы ты думал. Видишь, толков нет, и не веди время.
— А по-нашему, будто, это дело божье.
— Даст господь — будет, а не даст — ты ее хоть насквозь пропаши, ничего не будет.
— А по-моему, господь за труды даст. Любишь ты землю, выхаживаешь ее, как невесту свою, не жалеешь трудов — даст господь, а ждешь только пользы без труда, — ну, и не будет ничего.
— А по-нашему, за смирение господь посылает.
— Смирение смирением, а работа работой. У вас вон хлеб, а у меня другой, а где ж мне смирением с вами тягаться?
— За доброту твою господь тебе посылает.
— А немцам?
— До времени все он терпит. Придет и немцам свое время. Господь всех уравняет.
Почти никто не следовал моему примеру. Спохватились, но было уже поздно. Редкий колосок ржи бился в массе бурьяна.
Яровые были тоже травные, редкие и плохие. Мужики ходили мрачные, злые и угрюмые.
— Ну, пропали!
— Все пойдем христовым именем кормиться…
— Такого года и старики не запомнят…
— В разор пришли…
— Надо скотину мотать, — ничего не поделаешь.
Всякий торопился облегчить себя в виду предстоящего голодного года: один продавал лишнюю скотину, большинство уменьшило запашку под озимь почти вдвое, продавали амбары, новые избы, — одним словом, всех охватил табунный ужас и страх за будущее. Напрасно я старался ободрить их, — меня слушали угрюмо и нехотя.
— Что же вы обробели, господа? — говорил я. — Беда еще не пришла, а вы хуже баб взвыли, разоряете себя прежде времени, скотину задаром мотаете, постройки за полцены отдаете, посевы уменьшаете, — как же вы вперед поправляться станете? Будущий год придет, может, бог даст, хороший; у людей хлеб будет, а у вас опять ничего. И я же, наконец, у вас, — неужели брошу? Как-нибудь перебьемся.
