Мужику нужны были деньги, и он, видимо, не располагал уехать от меня, не продав свиньи.
— Ну, цену сбавьте, — приставал он ко мне. — Деньги больно нужны, — сивка оплошал, менять охота, а придачи нет.
— Вот разве как, — согласился я, наконец. — Продай мне свинью по живому весу.
Мужик озадачился, помолчал и, ничего не сказав, ушел. Я рад был, что отделался от него: смотрю, на другой день гонит свинью.
— Надумал? — спрашиваю.
— Да чего делать, деньги уж больно нужны.
Мне стало немного совестно.
— Ну, бог с тобой, — говорю я. — Придется, верно, тебе прибавить.
— Ну, дай тебе бог здоровья, — говорит мужик, кланяясь, — известно, наше дело темное, чего мы знаем?
Стали весить свинью. Каково же было мое удивление, когда свинья, с виду не более четырех пудов, вытянула семь. Смотрю на мужика, мужик потупился и не глядит.
— Признавайся, свесил свинью прежде, чем пригнал ко мне?
Мнется.
— Ну признавайся, от своего слова не отстану.
— Виноват, как пришел от тебя, первым долгом свесил.
— Да уж говори все, — с сердцем обратился к нему мой ключник Сидор Фомин. — Солью, чать, кормил, чтобы водицы до отвалу напилась. А свинья тут ведра два выпьет, — сказал он, обращаясь ко мне.
Мужик исподлобья посматривал на меня, но, видя мою благодушную физиономию, решился признаться до конца.
— Грешен. Покормил с вечера маленько солью, а как гнать к тебе, напоил болтушкой.
— То-то болтушкой, — волновался Сидор Фомин. — Поленом бы вас за такие дела.
Заплатил я мужику, утешая себя тем, что за всякую науку платят.
Крестьянин страшный рутинер. Много надо с ним соли съесть, пока вы убедите его в чем-нибудь. Пусть будут ваши доводы ясны, как день, пусть он с вами совершенно согласится и пусть даже сделает тут же какой-нибудь сознательный вывод из сказанного вами, не верьте ничему. Пройдет некоторое время, и ваши внушения, как намокшее дерево, бесследно потонули в его голове. И наоборот: все то, от чего он с виду так легко, кажется, отказывается, очень быстро снова выплывает на поверхность, как пузырь, который до тех пор будет под водой, пока ваша рука тянет его вниз, — пустили, и он снова наверху. Я не хочу сказать, что нельзя убедить в конце концов крестьян в истине, — можно; но это надо доказать ему не одними только словами, а и делом, многолетним опытом.
Пристал я весной к одному мужику, Петру Белякову, пахавшему свой загон:
— Почему с осени не вспахал?
— По нашим местам, сударь, осенняя пашня не годится.
— Почему не годится?
