— Это слишком сложно для меня, — рассмеялся Гаррет.
— Ты вызвал меня на этот разговор, а теперь самоустраняешься, — обиделась Килин. — Это нечестно!
— Такой вот я, — самодовольно произнес Гаррет.
— Но ты хоть иногда можешь быть до конца искренним?
— Трудно сказать, — задумался Гаррет. — С годами искренность исчерпывается вместе с простодушием.
— Тебе самому нравятся те перемены, которые произошли в тебе с возрастом? — поинтересовалась Килин.
— Некоторые перемены к добру, другие — наоборот.
— Значит, тебя можно заставить делать то, чего ты не хочешь?
— Почему ты так решила? — удивился такому переходу Гаррет.
— Ну, как же? Не все свои перемены приветствуешь, и в то же время позволил им состояться.
— А с тобой такого не случалось?
— Случается постоянно, — призналась Килин.
— И в чем ты видишь причину?
— Я слишком завишу от мнения окружающих. Я — дочь известной художницы. Повторять ее я не собираюсь. Превзойти не могу. Все остальное уже считается отступничеством, если не вырождением. Поэтому ты каждую секунду должен доказывать, что любое сравнение с твоим знаменитым родственником непозволительно. И делаешь это в меру своих возможностей, чаще всего неудачно.
— Твоя мать была настолько знаменита?
Вместо ответа Килин изумленно посмотрела на Гаррета.
— Дэрмот несколько раз упоминал о ней как о хорошем художнике, но я не предполагал, что в изобразительном искусстве она столь уж бесспорная величина.
— Она выставлялась по всему миру, читала лекции, выступала по телевидению. Ее постоянно приглашали принять участие в различных мероприятиях. Среди ее друзей были представители знати, крупные политические деятели, знаменитые артисты, известные светские личности... — пресным тоном произнесла Килин.
— Впечатляющая эпитафия, — ухмыльнулся Гаррет. — В каждом слове сквозит раздражение.
— Да. Это очень мешает мне думать о ней как о матери... Но хватит об этом, — улыбнулась девушка. — Скажи, как так случилось, что человек вроде тебя стал обычным пастухом?
Гаррет долго не мог унять напавший на него хохот.
— Позволь мне считать это комплиментом! — воодушевленно воскликнул он, отсмеявшись.
— Как тебе будет угодно, — отозвалась Килин.
— Но я не только развожу овец. Этим занятием не разживешься. Приходится делать множество других вещей. Я — крестьянин. Крестьянин именно в том широком значении слова, в каком оно существует уже несколько тысячелетий.
— Тогда расскажи мне об этом твоем занятии поподробнее, — настойчиво произнесла Килин.
