"Знакомство
со злом облегчает понимание добра для людей, чьи силы слишком слабы, чтобы ясно
постичь зло, не встретившись с ним" (VI 8, 7, 15).
Это как если бы человек мог
отличить добро от зла, только испытав и то и другое, как если бы он мог вкусить
добро, только встретившись со злом. И в конце жизни Плотин пишет:
"Некоторые
беды, например, бедность и болезнь, идут на пользу только тем, кто их
испытывает. Но моральное зло приносит пользу всему свету. Прежде всего, оно
позволяет проявиться Божественной справедливости. Кроме того, оно приносит и
другую пользу. Оно заставляет людей сохранять бдительность. Оно будит наш ум и
наш дух, чтобы мы могли противостоять распространению зла. Оно позволяет нам
понять, как хороша добродетель по сравнению с бедами, которые есть удел дурных
людей. Зло возникло не для этого. Но поскольку оно возникло, оно должно
приносить пользу. Самая великая сила – умение извлекать пользу из самого
зла" (III 2, 5, 15).
Поскольку зло в порядке вещей,
поскольку оно – спасительное испытание, иногда для Плотина оно становится как
бы спектаклем, который он смотрит с презрительным безразличием.
Людская суета становится в его
глазах пляской марионеток, о которой уже говорил Платон ("Законы" VII
803-804):
"Всемирная
жизнь в полноте своей создает совокупность вещей. В процессе жизни она
производит различные формы вещей и неустанно создаст эти красивые, изящные
игрушки – живые существа. Армии, противостоящие друг другу, где люди, – эти
смертные существа! – наступая в прекрасном боевом порядке, как бы исполняя пирриху, показывают нам, что великие человеческие деяния –
всего лишь игра... Да, все происходит как на подмостках театра. Убийства,
трупы, захват и разграбление городов! Все это не более чем смена костюмов и
сцен, стоны и жалобы актеров. Ибо в нашем мире во всех жизненных событиях
участвует не находящаяся в нас душа, а лишь внешняя человеческая оболочка,
которая плачет, горюет и жестикулирует, играя свою роль в этом театре со множеством сцен, – на земле. Вот каково поведение
человека, который умеет жить только в низшем, внешнем мире; он не знает, что,
даже проливая слезы и принимая их всерьез, он играет. Только серьезный человек
может серьезно относиться к серьезным вещам. Остальные люди – не более, чем игралища судьбы. Они принимают всерьез свои игрушки,
они, не умеющие быть серьезными и не знающие, что сами они – лишь игрушки. Если
ты играл с ними и с тобой случилась беда, знай, что ты
играл с детьми, – и сними свою маску! Если играет Сократ, играет только его
внешняя оболочка!" (III 2, 15, 31).
