Флора заерзала на кресле:
— Значит, я вам не нравлюсь?
— Я считаю, что вы очень своевольная маленькая девочка.
— Маме я тоже не нравлюсь. Она красивая, а я нет, и я не могу ходить. Она любит только Эдварда.
— Я знаю. Вы мне сказали об этом вчера. Может, все дело в том, что вас не так-то легко любить?
— Да что вы, что вы! Конечно, легко, — пылко возразила Флора.
Лавиния находила ее неприятной и одновременно комичной. Ей была свойственна патетичность очень юных и остро воспринимающих окружающее существ. Если она и дальше будет так же остро на все реагировать, ей слишком часто придется страдать. И тут в сознание Лавинии закралась мысль, что она могла бы помочь девочке избежать этого. Тут я могла бы опереться на собственный опыт, с горькой усмешкой подумала она.
— Я думаю, вас очень любит ваш папа.
— Да, теперь любит, потому что считает себя отчасти виноватым в несчастном случае, который со мной произошел. На самом же деле, конечно, он ни при чем. Я хотела порисоваться. Мне всегда приходится это делать, потому что папа любит Саймона, а мама Эдварда, я же как раз между ними и к тому же всего лишь девочка.
Лавиния приказала себе не поддаваться сочувствию. Какой смысл?
Она никогда больше не увидит Флору.
— Саймон — это кто?
— Мой старший брат. Ему тринадцать лет, он в школе. Он папин любимчик.
— По-моему, вы слишком много говорите о любимчиках, — сказала Лавиния. — Ну хорошо, что мы будем делать сегодня утром? Покормим голубей, потом поедим мороженое, потом пройдем до Мерсерии и Моста Риальто а оттуда вернемся назад в гондоле? Тогда мы могли бы проехать мимо всех этих чудесных старых дворцов.
— В одном из них живет бабушка Тэймсон, — заметила Флора. — Она графиня. — Эта информация слетела с ее уст прежде, чем она успела добавить, глядя на Лавинию сияющими глазами: — Ваше предложение звучит изумительно, мисс Херст. Такого утра Элиза никогда не могла бы мне устроить. Как бы мне хотелось, чтобы вы могли всегда быть со мной!
— Это вздор! До вчерашнего дня вы в глаза меня не видели, а потом прониклись ко мне презрением за то, что я прислуга.
— Нет, нет, никакого презрения я не чувствовала, а только подумала: какая жалость! И папа подумал то же самое.
Лавиния тщательно следила за своим голосом.
— Он так и сказал?
— Он сказал, что вам гораздо больше подходит сидеть и слушать оперу, чем ухаживать за вашей противной кузиной.
Кузина Мэрион и тут оказалась права. Надо бы позаботиться о том, чтобы не слишком привлекать внимание к своей внешности и живому, веселому нраву.
