.
На подобную целенаправленность формулировок германских документов указал в своих воспоминаниях бывший советский полпред в Англии Иван Майский, испытавший такое же давление на советскую дипломатию в период расцвета сталинизма. Он также обратил внимание на аналогичные искажения в английских отчетах, к примеру лорда Галифакса о проведенных с ним беседах, и приписал всей «буржуазной дипломатии» стремление к пристрастному информированию. На этом фоне Майский первым задал вопрос: «Почему мы должны проявлять большее доверие к документам германских дипломатов?»[107]
Анализируя сделанные для Риббентропа (и Гитлера) германским экономическим экспертом Карлом Юлиусом Шнурре записи бесед, проведенных им с советским поверенным в делах в Берлине Георгием Астаховым, Майский высказал подозрение, что Шнурре изложил позицию и слова Астахова не в том свете, в каком они в действительности были представлены, а приписал советской стороне большую готовность к сближению с Германией, чем существовала на самом деле.
Он подтвердил высказанное еще Намиром при обнародовании германских дипломатических документов предположение, что они специально подобраны и по содержанию «односторонни. Ведь мало кто станет распространяться о собственных ошибках и поражениях, которые пришлось пережить. В своих воспоминаниях авторы принимают определенные позы, приукрашивая общую картину»[108].
В последнее время на присутствие активного, даже форсирующего момента в установлении контактов, в беседах, а также в записях, сделанных германскими дипломатами, обратила внимание и советская литература. Кобляков, к примеру, отметил «чрезвычайную активность», которую в начале августа 1939 г. проявляла «германская дипломатия»[109], а Андросов подчеркнул индивидуальный характер «авансов Шнурре» и неоднократных «запросов Шуленбурга»[110]. Эти выводы основывались, вероятно, на сведениях, почерпнутых из отчетов и записок советских дипломатов.
Один из главных свидетелей тех событий и соавтор германо-советского сближения, д-р Шнурре, неоднократно подтверждал высказывавшиеся предположения о том, что имевшие важное значение записки и донесения германских дипломатов составлялись с намерением добиться желаемого изменения в германо-советских отношениях. На прямой вопрос, не основываются ли эти записки на «свободной интерпретации», Шнурре с улыбкой осведомленного человека ответил: «Вполне возможно. Подобные свободные интерпретации в те времена не были чем-то необычным»
