Прямые письменные свидетельства такого рода вряд ли имеются, поскольку Сталин, как известно, не позволял делать записи или составлять протоколы, да и другие его поручения выполнялись в устной форме. Неподчинение установленному порядку было практически невозможным, если учесть применявшиеся им в ходе «больших чисток» методы идеологизации служебного аппарата. Косвенные же доказательства, если они когда-либо и были, едва ли могли пережить психологический катаклизм Сталина и внутренние пертурбации Кремля, которые имели место после нарушения Германией договора и ее вторжения в СССР. Мало надежды и на дополнительные косвенные доказательства, например на рассказы очевидцев. Подобно отдельным воспоминаниям В.М.Молотова, А.И.Микояна, изложенным в письменном виде, или устным высказываниям переводчика Павлова, они в силу ряда причин (сохранившаяся лояльность, особенности языка и запреты) едва ли обогатят нас принципиально новыми сведениями.
Таким образом, серьезный исследователь вынужден оставить в стороне, как не имеющий ответа, главный вопрос, касающийся доказательств соответствующих решений Кремля. Но это не дает ему права, пользуясь отсутствием нужной документации, пускаться в безудержные спекуляции относительно целей и намерений Сталина, как это охотно делали исследователи в послевоенные годы. Сегодня ученый обязан учитывать и другие, весьма существенные точки зрения, которые ставят под серьезное сомнение упоминаемый выше тезис.
Согласно одной из них, нет абсолютно никаких доказательств постоянных «предложений» Сталина правительству Гитлера, нацеленных на установление особых политических отношений. Документально подтверждаемые предложения, касающиеся договорного закрепления двусторонних отношений, Сталин сделал гитлеровскому правительству только в тот период, когда консолидация последнего еще казалась незавершенной, а внешняя политика — окончательно не определившейся.
Смысл и цели этих первоначальных предложений Сталина исследователям в достаточной мере ясны[5]. Двусторонние отношения между СССР и Веймарской Германией, урегулированные Рапалльским (1922) и Берлинским (1926) договорами, еще при правительстве Брюнинга и Папена подверглись тяжелым испытаниям, что привело к растущему отчуждению в отношениях связанных договорами сторон. Приход Гитлера к власти вовсе не способствовал повороту этого процесса вспять. Советское правительство вполне осознавало всю серьезность происходящего и именно поэтому заняло сугубо осторожную и выжидательную позицию. В сфере политики безопасности правительство СССР уже летом 1933 г. сделало первые кардинальные выводы. Оно (а не германское правительство, как считают многие) отказалось от сотрудничества между Красной Армией и рейхсвером
