Вождь племени таглиб помигал, поскреб голову и принялся играть роскошной кисточкой икаля.
Иса ибн Махан легонько улыбнулся и продолжил:
— Что же нам остается делать в столь горестном и плачевном положении, о почтеннейшие?
Абдаллах аль-Мамун приобернулся к вазиру барида и выплюнул изо рта травинку. Аль-Амин с интересом наблюдал за обоими: они в сговоре или нет? Похоже, что нет, Абдаллах навряд ли научился за два года притворяться, как чистокровный парс. Он, похоже, действительно не знает, что думает Иса ибн Махан.
— Полагаю, почтеннейшие, что единственным выходом будет отправить храбрых воинов Абны в поход, — усмехнулся начальник тайной стражи.
И, поймав набухающий кровью взгляд аль-Хайджи, продолжил:
— И наших храбрых таглибитов тоже. Взятая в походе добыча усмирит гнев и смягчит души.
— В поход под чьим началом, о Абу Али? — мягко спросил его Фадл ибн Раби.
— В этом собрании сидят люди знатнее и могущественнее ничтожного слуги престола, им пристало говорить первыми, — понурил голову старый хитрец.
Аль-Мамун хмыкнул и повернулся к брату. Аль-Амин кивнул — говори, мол, что думаешь.
И тот сказал:
— Лишь Всевышнему открыто будущее, и лишь Судия ведет счет нашим ошибкам и промахам. Я же полагаю, что одолеть карматов мы сможем лишь с помощью нерегиля халифа Аммара.
За спиной Абдаллаха Иса ибн Махан тонко улыбнулся и легонько кивнул аль-Амину — мол, я же говорил. Они хотят его будить — несмотря на крики и уговоры госпожи Мараджил.
Халиф покивал — и аль-Мамуну, и начальнику тайной стражи. Понял, мол.
Со стороны шатра, в котором сидели женщины, не донеслось ни звука. Вот так всегда — когда ты нужна больше всего, матушка, ты молчишь. Решай, мол, сам, Мухаммад, ты уже мужчина и можешь обойтись без опеки матери. И Мараджил молчит — хотя давеча, ему донесли, орала на сына так, что пальмы осыпались…
Главный вазир и Бакр сидели, не шевелясь и опустив глаза, — сыны шакалов, сами говорили про нерегиля то же самое, а сейчас ни гу-гу. Пройдохи, знают, что он припомнит потом всем, кто его послал в этот город джиннов, потому и молчат.
Абдаллах сидел на подушках очень прямо и спокойно смотрел брату в лицо.
Аль-Амин обернулся к бедуину:
— А ты что думаешь, о Абу-аль-Хайджа?
Тот выпятил грудь:
— О повелитель! Мы защищаем границы халифата от неверных сумеречников из Лаона! Аль-самийа — хорошие воины, но мы, таглиб, не раз наносили им поражение и ставили на колени, словно верблюдов! Зачем тебе воин из племени тех, кого мои храбрецы приводили в свой стан с веревкой на шее? Неужто мы, потомки тех, кто сражался рядом с Али — да благословит его Всевышний! — утратили твое доверие и твою милость? Приказывай — и мы сокрушим врага без помощи неверного язычника!
