Хендрикс вошел в комнату и уселся на деревянный табурет, что стоял напротив койки. Он пошарил в карманах. Сигарет не было.
— Нет. Кончились.
— Плохо. Очень плохо.
— Кто вы по национальности? — посидев немного, спросил Хендрикс.
— Русская.
— Как вы очутились здесь?
— Здесь?
— Да, эта местность когда-то была Францией. Точнее — Нормандией. Вы пришли с Советской армией?
— Зачем вам это?
— Так, интересно.
Он внимательно рассматривал ее. Молодая, около двадцати, стройная. Длинные волосы разметались по подушке. Она молча смотрела на него большими темными глазами.
— О чем вы думаете, майор?
— Ни о чем. Сколько вам лет?
— Восемнадцать.
Она продолжала пристально наблюдать за ним. На ней были русские армейские брюки и гимнастерка. Все серо-зеленое. Широкий кожаный ремень с патронами. Счетчик. Медицинский пакет.
— Вы служите в армии?
— Нет.
— Тогда откуда эта форма?
Она пожала плечами:
— Дали.
— Сколько же вам было, когда вы очутились здесь?
— Шестнадцать.
— Так мало?
Глаза ее внезапно сузились.
— Что вы хотите сказать?
Хендрикс потер подбородок.
— Если бы не война, ваша жизнь могла бы быть совсем иной. Шестнадцать лет. Боже! И с шестнадцати лет выносить все это…
— Надо было выжить.
— Да это я так…
— Ваша жизнь тоже могла бы быть совсем иной, — тихо произнесла Тассо. Она нагнулась и развязала шнурок на ботинке, затем сбросила ботинок на пол.
— Майор, выйдите, пожалуйста. Я хотела бы немного поспать.
— Похоже, трудно будет разместиться здесь вчетвером. Здесь ведь только две комнаты?
— Да.
— Интересно, каким этот подвал раньше был? Может быть, в нем есть еще помещения — где-нибудь под обломками.
— Может быть. Не знаю. — Тассо ослабила ремень на поясе и, устроившись поудобнее на койке, расстегнула гимнастерку. — Вы абсолютно уверены, что сигарет больше нет?
— У меня была только одна пачка.
— Жаль. Но, может быть, если нам повезет и мы доберемся до вашего бункера, мы найдем еще. — Второй ботинок упал на пол. Тассо потянулась к выключателю. — Спокойной ночи.
— Вы собираетесь спать?
— Совершенно верно.
В комнате стало темно. Хендрикс поднялся и, откинув занавеску, вернулся на кухню. И оцепенел.
Руди стоял у стены. Лицо его было мертвенно-бледным. Он то открывал, то закрывал рот, не произнося ни звука. Перед ним стоял Клаус, уперев ему в живот дуло пистолета. Оба словно застыли. Клаус — крепко сжимая пистолет, предельно собранный. Руди — бледный и онемевший, распластанный по стене.
— Что?.. — начал было Хендрикс, но Клаус остановил его.
