— Я очень,проголодался.
— Когда поешь, пойдешь в комнату, возьмешь задачник и решишь десять примеров.
— Сейчас же каникулы.
— Неважно.
Мальчуган сразу погрустнел и задумался над тем, как бы ему избежать домашних занятий, но, так ничего и не придумав, загрустил еще больше. Потом он, очевидно; что-то вспомнил, потому что глаза его неожиданно заблестели.
— Тетя Ева,а кто такой боженька?
— Как «кто такой»?
— Ну так: кто он такой? Клари говорит, что елку и подарки им принес боженька, А знаете, что я ей сказал? — Он проглотил кусок, посмотрел на Еву и подождал, что скажет она.
— Ну, так что же ты сказал?
— Я сказал ей, что никакого боженьки нет и елку ей принес вовсе не он. Я сам видел, как ее папа купил елку и спрятал в подвале. А еще я сказал, что боженьку выдумали священники. Мне об этом папа говорил, когда был жив. И знаете, что ответила Клари? Что я дурак, что мой папа умер потому, что его наказал боженька, что, если я не буду верить в то, что елку приносит боженька, он и меня накажет. — Питю доел хлеб и незаметно вытер пальцы о брюки. Он шумно дышал и шмыгал носом.
— Разве у тебя нет носового платка?
Мальчуган достал платок и высморкался.
— Почему боженька наказывает людей?
— Не наказывает, — ответила Ева. — Клари просто не знает, что никакого бога нет. Ты же знаешь, вчера мы вместе с тобой купили елку. Не так ли?
— Так. И наша елка намного больше и лучше, чем у Клари. А эта Клари просто глупа.
— Правильно. А сейчас иди заниматься.
Мальчуган ушел, а Ева вышла в другую комнату. Ковач уже опустил шторы. Глубоко задумавшись, он стоял у печи. Ева присела на край кушетки, огляделась, а потом посмотрела на мужа и подумала: «Что с ним будет, если я его брошу?»
— Петер! — позвала она тихо и достала из пачки сигарету.
Петер подошел к ней, дал прикурить и сел рядом.
Она взяла в руки пепельницу и снова заговорила, с трудом подыскивая слова:
— Петер, я все еще люблю тебя, но... — Она нервно закусила губу. — Но я не хочу и не могу здесь больше жить. Добейся перевода в Будапешт.
— Каким образом?
— Это мне неизвестно.
Ковача охватило чувство горечи.
— Ты же знала, что меня направят в провинцию. Зачем же ты стала моей женой?
— Я и представить себе не могла, что в этой дыре придется жить долгие годы.
— Но ведь мой перевод в Будапешт не был нигде оговорен. Во всяком случае, я тебе никогда не обещал перевестись в Будапешт. Что же мне, писать рапорт министру: «Если не переведете меня в столицу, я демобилизуюсь»?
