Либидисси | страница 79
Звуки — сонорные, почти что трубные. Я знаю, такими они и должны быть, если звонить кому-нибудь в квартал тряпковаров. Такие гудки били меня по барабанной перепонке в номере отеля «Эсперанца», когда я как-то пополудни в течение нескольких часов пытался связаться с фотографом-итальянцем, квартировавшим в домике до моего вселения в него. Резкий шлепок. На какое-то отрезвляющее мгновение я почти уверен, что связь прервалась. Но затем слышу лающее «алло». Лизхен у телефона. Было время — в начале нашего совместного обитания в домике, — когда я запрещал ей поднимать трубку. Но поскольку входящие звонки до сих пор почти не поступали, запрет этот невозможно было ни строго соблюдать, ни вызывающим образом нарушить. Мой раскосый заметил, что я дозвонился. Его взор загорается алчной надеждой — верный признак того, каких усилий стоит ему скрывать овладевший им страх. Прежде чем я сообразил, что надо назвать свое имя, Лизхен уже догадалась, кто дышит в трубку. Вопросы, от решения которых теперь зависит все, она задает отрывистым, жестким тоном. Я говорю ей, где нахожусь в данный момент. Но когда начинаю объяснять, какому ЧП я обязан тем, что оказался выброшенным на мол перед Гото, то улавливаю изменение шумового фона на линии. Я стараюсь докричаться до Лизхен — сначала громким, прерывистым «хэлло-хэлло» городского пидди-пидди, потом раза два-три менее громким, протяжным «халло» моего родного языка. Но связь прервана, и все дальнейшие старания дозвониться по собственному номеру до девчушки ни к чему не приводят. Наконец капитан забирает у меня телефон, чтобы в свою очередь попытать счастья. Стремительно набирает номер и затыкает ухо указательным пальцем правой руки. Ибо из уст умирающего австралийца вновь раздаются на удивление громкие стенания.
Я иду вдоль мола вверх по течению. Лже-японец словно приклеился ко мне. Он безусловно слышал голос Лизхен и расценил наш короткий разговор как обещание помощи. Его вера в меня явно сильнее веры в охранительные способности толпы. А может, финальные вопли и стенания австралийца гонят его, как и меня, за пределы их слышимости. Я прибавляю шагу, но он следует за мной по пятам и спрашивает, нельзя ли выбраться из Гото этим путем — держась ближе к реке. Я не отвечаю. Со скоростью, какую могу себе позволить, не переходя на бег, я устремляюсь к складским зданиям, ограничивающим портовую площадь. Там нашей западной наглости некогда удалось проникнуть в город наиболее глубоко. ЮНЕСКО внесла Гото в список Всемирного наследия и сразу же открыла в этом квартале свое представительство. Потянулись туда и другие организации, озабоченные сохранением духовного здоровья человечества. Не захотела оставаться в стороне и моя Германия, взявшая в аренду в этих зданиях последний, еще свободный этаж. Наш культурный центр расположился прямо над миссией американских баптистов. Была развернута даже некоторая деятельность: работали курсы немецкого языка для желающих овладеть экономической терминологией, немецкими юристами был прочитан на английском языке цикл лекций по административному праву. Назначили дату футбольного матча с национальной сборной немецких юниоров, однако из соображений безопасности игру решили не проводить. Старые склады близ гавани принадлежали к числу тех мест, где начались стихийные выступления против присутствия иностранцев в городе. Местные службы безопасности заняли позицию невмешательства, собственная же охрана кучно обосновавшихся здесь иностранных учреждений культуры, хотя и оплачивалась высоко, хотя и обладала тяжелым оружием, была в численном отношении слишком слаба, чтобы воспрепятствовать взятию зданий приступом. Добыча грабителей продавалась затем на городских рынках. В офисе у Фредди целую стену занимают видеокассеты, великолепная коллекция французских, итальянских, американских и даже русских фильмов в оригинале — часть награбленного добра, купленная им тогда за бесценок.