Кэлвин несет свой ящичек обратно, к стойке бара, и мимоходом кивает мне. Ящичек с прорицаниями — его второй и, если смотреть вперед, пожалуй, единственно надежный капитал; ибо Кэлвин начинает — это хорошо видно в резком неоновом свете клубных туалетов — заметно стареть: только наверху, в полумраке, он еще некоторое время может сходить за девушку. Иностранцы, посещающие Клуб Голой Правды, помешаны на афоризмах Кэлвина. Бывают вечера, когда я=Шпайк вижу, что ему удается продать десятка полтора карточек. Нередко мои соплеменники с Запада, те, кому всегда неймется узнать, что их ожидает в будущем, требуют той же ночью продать им еще одну карточку, будто пророчество, коим они уже одарены, таким образом станет еще более достоверным. Тогда Кэлвин начинает жеманиться, прибегает, почти артистически, к разным уловкам, ссылается на положение Луны и другие высшие силы, чтобы под утро, перед закрытием бара, все же признать час благоприятным и, многообещающе покачивая юбочкой, вновь поднести ящичек с оракулами к уже мокрому от зулейки столику.
Фредди предсказывает нашему Кэлвину ужасный конец. Малыша свяжут и повесят вниз головой в один из водостоков Гото с поднимающимся оттуда болотным газом. Так поступали до сих пор с теми из местных жителей, кто позволял себе глумиться над творениями Великого Гахиса. Я=Шпайк не знаю, правда ли, что афоризмы Кэлвина, как утверждает Фредди, — всего лишь неуклюжая попытка передать в укороченной форме мысли Гахиса. Мои пальцы никогда не выдергивали карточек из ящичка с оракулами, а Песнопения и Проповеди Гахиса известны мне только понаслышке. Мы, давно осевшие здесь иностранцы, все когда-то обзавелись девятью кассетами — той версией с субтитрами на пидди-пидди, которую можно приобрести на видеобазарах в каждом более или менее крупном киоске по цене для туристов. Но этим дело обычно и ограничивается. Мы даже не разрываем прозрачную упаковку. От ослепительно белых футляров без всяких украшений, лишь с именем Гахиса и цифрами от 1 до 9, веет чем-то таким, что отпугивает нас. В конце концов мы закладываем видеокассеты в какой-нибудь дальний угол. Надо, пожалуй, поговорить с Лизхен, чтобы выяснить, куда девались мои копии Песнопений Пророка.
Кэлвин тащит поднос с полдюжиной бутылок крымского шампанского. Красное полусухое, оно полюбилось вдруг в последние месяцы. Молодые парни пьют его длинными глотками прямо из бутылок и, оторвавшись от горлышка, корчат странные гримасы, словно сами удивляются своему новому пристрастию. Участились случаи, когда пустые бутылки летят на сцену, но пока, насколько мне известно, ни один поэт серьезно не пострадал.
