Полуденный зной окончательно обессмыслил мои отчаянные попытки напасть на его след, и я=Шпайк дрожащими руками бросаю бритвенные принадлежности в грязную пластиковую сумочку. Годами, со дня моего вселения в домик, она висела на крючке возле туалетного зеркала. Пыль и волоски свалялись на рифленом пластике в мохнатые шарики. Я=Шпайк совсем забыл и о существовании сумочки, и об особой уродливости ее цветастого узора. Унылая череда дневных сновидений, однообразное течение жизни в чужом городе не позволяли думать, что она когда-нибудь еще раз пригодится мне для транспортировки бритвенных принадлежностей и мыла.
За стеной в жилой комнате по приставной лестнице спускается Лизхен. Перекладины поскрипывают тихо: она ступает на них с осторожностью. Ноги Лизхен — в ортопедических башмаках с подошвами на гвоздях. Она не торопится сойти вниз. Еще ни разу, по крайней мере на моих глазах, она не споткнулась и тем более не упала, хотя освоила прямую походку с большим опозданием. Лизхен спускается с чердака. В городе принято держать кур на крышах. Эти птицы малорослой, с крайне бедным оперением породы, вызывающие у людей с Запада брезгливость, уничтожают вредных насекомых. Согласно старинному, не поколебленному ни одной религией поверью, своим присутствием они способствуют повышению благосостояния жильцов. Поэтому в большинстве домов, в том числе и в построенных сравнительно недавно, над последним этажом имеются невысокие чердаки, передвигаться по которым можно только ползком. Куры устраиваются там на ночь, а также с наступлением полуденной жары. Во время моего вселения в домик чердак в нем пустовал. Лишь изредка туда забредала какая-нибудь крыса — из тех, что устремляются ночью с реки в расположенный выше город. В такие моменты сквозь щели между досками потолка на мою кровать, телевизор и плетеное кресло перед ним просыпалось немного куриного помета.
Когда Лизхен присоединилась ко мне, вопрос, где ей жить, решился сам собой. Я=Шпайк собственноручно сколотил лестницу, ударами молотка вскрыл люк, крышку которого заклинило засохшим пометом, после чего мы с Лизхен произвели на чердаке уборку. Самые верхние слои куриного помета частью смели в кучки веником, частью без особого труда соскребли, окаменевшие же за долгие годы отложения пришлось скалывать отвертками. Лишь усердно потрудившись несколько дней кряду, мы смогли обнажить кедровые доски настила целиком. У хозяев соседних лавчонок Лизхен купила то, без чего нельзя обойтись, обитая на чердаке: толстую пеньковую циновку, чтобы спать, и двухфитильную керосинку, чтобы готовить традиционную еду из пшена и риса. Ее маленький телевизор подключен к моей спутниковой антенне. Поселившись под крышей, Лизхен наверняка обзавелась еще какой-то домашней утварью; а я=Шпайк после той грандиозной уборки больше не протискивал свое тело наверх сквозь тесный люк и поэтому не могу сказать, как Лизхен продолжала благоустраивать свой приют и какой вид в конце концов она ему придала.
