Я привел Джосси в хорошо знакомую гостиницу, где имелась залитая солнцем терраса, защищенная от ветра; оттуда открывался потрясающий вид на пролив Солент и корабли, плывущие в Саутгемптон. Мы пили горячий шоколад, читали обеденное меню, говорили о том, о сем и ни о чем серьезном, и время убегало незаметно, словно вода, которая приводит в движение мельничный жернов. После ростбифа для нас обоих и яблочного пирога мороженого и сыра для Джосси мы подозвали такси. Воскресным днем в апреле их в городе не так-то много, но какой же вы местный уроженец, если не догадываетесь, где искать жемчуг.
Водитель меня знал и не одобрял моего дезертирства на материк, но еще он знал, что мне известны вдоль и поперек все дороги, и мы покатили к диким скалам на юго-западном побережье прямиком через хребет Блэкген, а не кружили попусту, наматывая мили. Мы ехали туда около часа, часто останавливаясь, чтобы погулять около машины по траве, которой играл ветер.
Джосси не могла налюбоваться захватывающими пейзажами и сказала, что не понимает, что держит меня в Ньюбери.
— Скачки, — ответил я. — Так просто.
— Не возражаете, если на обратном пути мы заглянем к моему приятелю? — спросил я. — Минут на десять.
— Нет, конечно.
— Тогда в Вуттон-Бридж, — сказал я шоферу. — Шлюпочная верфь Фредерика.
— У них закрыто. Сегодня воскресенье.
— Все-таки попытаем счастья.
Он устало пожал плечами, предоставляя мне самому расхлебывать последствия собственной глупости, и поехал обратно через весь остров, минуя Ньюпорт, и выехал по дороге Райда к глубокому заливу, который представлял собой природную гавань для сотен маленьких яхт.
Фасад шлюпочной верфи, выкрашенный белой краской, встретил нас закрытыми воротами и не подавал признаков жизни.
— Вот и приехали, — заметил шофер. — Я же говорил.
Я выбрался из машины, подошел к двери с табличкой «Контора» и постучал. Спустя несколько мгновений дверь отворилась, я торжествующе улыбнулся Джосси и кивком пригласил ее присоединиться ко мне.
— Я получил твое послание, — сказал Джонни Фредерик. — А вообще-то днем в воскресенье я обычно сплю.
— В твоем возрасте?
Мы были ровесниками, почти день в день: мы сидели за одной партой в школе и дружно проказничали в туалетах. Круглолицый, озорной мальчик превратился в мускулистого мужчину с задубевшим от морской соли лицом и руками ремесленника, который питал великое отвращение ко всякой бумажной работе.
Время от времени он звонил мне справиться, все ли правильно делает его собственный, местный, бухгалтер, и донимал беднягу моими советами.
