Но и это не породило у Цветаевой ненависти к «врагу». На третий год войны у нее появилась формула, которая и потом, в годы Гражданской войны, выражала ее отношение к происходящему:
Сегодня ночью я целую в грудь
Всю круглую воюющую землю…
Для Цветаевой мир не делился на «наших» и «немцев». «Ненависть — ниц! Сын — раз в крови», — скажет она позже. Это великая формула — формула всепобеждающей человечности. Подлинного всеобщего человеческого родства. Марина не меняла свои принципы. Увы, не менял их и беспрерывно воюющий мир.
«Пал без славы орел двуглавый…»
Москву трясло как в лихорадке. Ощущение надвигающейся грозы носилось в воздухе. Что-то смутное, тяжкое, наваливалось на грудь, мутило мысли. Цветаева не хотела замечать происходящего вокруг. Какие-то государственные перевороты, какие-то петиции, воззвания, митинги! Новые партии, новые лица, всплывавшие на гребне смуты, — и все что-то хотят. Бурно, самоотверженно. Вроде, для России, но ведь яснее ясного — для себя. Разинутые рты, воздетые в призыве длани, знамена, знамена! Себе монумент лепят. Себя в историю вколачивают. Слухи, слухи… Война, страсти, страхи… Ощущение одно — досада. И еще нечистоплотность — все время помыться хочется. Как это все некстати! Как нелепо вторгается грубая сила «социальных сдвигов» в ее личное жизненное пространство, ее личное бытие. Марина ждет ребенка. Должен родиться сын. Сомнений нет — ей нужен мальчик, только мальчик — маленький Орленок, наследник цветаевской породы. Беременность проходит трудно, от Сережи подолгу не бывает вестей. Только маленькая Аля — помощница и подруга — всегда рядом, тихонько слушает, дает советы. Отгоняя стихами страхи и тревожные мысли, Цветаева писала ночами. Писала трудно, стихи не шли, не вдохновляло и не волновало все непонятное и пугающее, что происходило за стенами дома. «Политика — всегда грязь», «газеты — нечисть» — это убеждение прочно вошло в сознание с детства. Тогда понятие «политика» было для строптивой Муси еще некой абстракцией, синонимом скуки, а газеты — кипой пыльной бумаги на безупречном глянце рояля. Отвращение осталось на уровне физиологии. Интуиция или знания, пришедшие из каких-то других источников информации, редко обманывали Марину. Она не ошибалась даже в таких ситуациях, в которых терялись люди, куда более опытные в житейском смысле.
27 февраля в Москве пронеслась весть о государственном перевороте в Петрограде, а вечером телефонная связь со столицей прервалась. На другой день утром начали бастовать заводы, остановились трамваи, не вышли газеты. На Воскресенской площади против Государственной думы целый день продолжался многолюдный митинг. Москва всколыхнулась, но ничего чрезвычайного не происходило: ни стрельбы, ни уличньОс боев или беспорядков. Не было и победных песен.
