— Сережа! Ася! Марина! Это — невозможно. Это невероятно. Ждал, но, честно говоря, не надеялся. Вот насмешили — в такой буран! — Он затрясся от радостного смеха, роняя лавины снега.
— Макс, а разве ты забыл: «Я давно уж не приемлю чуда, но как сладко видеть: чудо есть!» — отчеканила Марина, повиснув у него на шее — этой надежной, такой нужной шее.
Макс в доме один, дом нетопленый, ледяной, нежилой. Внизу мастерская, из которой ведет внутренняя лестница наверх в библиотеку, расположенную галереей… Красное жерло и вой чугунной печки… Отшельники греются, глядят в огненную пасть печи, загадывают по Максиной многочитанной Библии на Новый 1914 год. За трехгранными окнами рвется и завывает норд-ост. Море бушует и воет. Печка завывает утробным голосом. Все ощущают себя на острове. Башня — маяк… Наполняют и сдвигают стаканы и одну чашку и пьют за новый 1914 год — конечно же — счастливый! Читают стихи, стихов как всегда множество, особенно у Марины и Макса. Вот это романтика! Одни на краю света. В буране стихов, любви…
И вдруг… Из-под пола на аршин от печки поднимается голубая струечка дыма. Все переглядываются, и Сережа, внезапно срываясь с места:
— Макс, да это пожар! Башня горит!
Пока гости метались к морю с двумя ведрами и кувшином, Макс, воздев руки, стоял недвижимо с каменным лицом. Спасти дом от огня двумя ведрами не было никакого шанса — это он понимал ясно. Драгоценные книги, картины, его любимые амулеты — все обречено на гибель… А с ними уйдет и жизнь. Та — которую любил, берег, воспевал…
Он молчал, произнося всем огромным нутром, гулким, как собор, те слова, которые, единственные, видимо, могли остановить беду.
Пожар прекратился внезапно, явно не от ведер морской воды — ведь, как потом выяснилось, горел весь подпол. Никто не сомневался, что Макс остановил огонь силой своего убеждения, «заговорил». Волошин отнесся к своей победе без всякой патетики.
— Интересно, как нужно понимать пожар, вспыхнувший на Новый год? — поинтересовался Сергей.
— К хорошему лету, — решила Ася.
— Я же сразу угадала, что будет; «Я давно уж не приемлю чуда, но как сладко видеть: чудо есть!» — Марина обняла Макса. — И вот оно — живое! К чуду! К чуду!
— Вам бы все хихикать, молодежь, — шутливо насупился Волошин, похожий в эти минуты на древнего волхва. — Ясно же, как воды напиться — недоброе это знамение. — Сказал и осекся. Сколько к нему ни приставали, ни просили пояснить предсказание — отшучивался: — Дом цел — это хорошо. Мы целы — еще лучше. Вино сохранили — совсем приятно… А остальное — поживем — увидим.
