— Это уж слишком! — воскликнул, вскакивая, Мишель.
— Успокойся, мой мальчик, — откликнулся пианист, — и спроси-ка у Жака, прав ли я?
— Сто раз прав, — ответил Жак. — Сегодняшний мир — настоящая ярмарка, гигантский балаган, где публику развлекает лишь грубое фиглярство.
— Бедняга Мишель, — вздохнул Кэнсоннас, — приз за латинские стихи вскружил ему голову!
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил молодой человек.
— Ничего, мальчик мой! Ведь, в сущности, ты просто верен своему предназначению! Ты — великий поэт! Я читал твои сочинения, и позволь мне сказать только одно: они вовсе не в духе времени.
— Отчего же?
— Да оттого, что ты обращаешься к самым лирическим темам, а сегодня они не в чести! Ты воспеваешь любовь, поля и долины, звезды и небеса, словом, то, что относится к прошлому. Теперь же это никому не нужно.
— Но о чем же тогда писать? — спросил молодой человек.
— В стихах следует воспевать чудеса промышленности!
— Никогда! — воскликнул Мишель.
— Здорово сказано, — отозвался Жак.
— Послушай, — продолжал Кэнсоннас, — тебе известна ода де Брольи,[45] месяц назад получившая премию сорока, окопавшихся в Академии?
— Нет!
— Ну, тогда слушай и наматывай на ус! Вот две последние строфы:
Уголь, загруженный в топку, рождает губительный жар,
Жар раскаляет котел, и вода превращается в пар,
В недрах котла нарастает могучий напор,
Зверь перегретый рычит, сотрясая свой панцирь стальной,
Дик и свиреп, — и не сыщется силы иной,
Чтобы дерзнула пойти ему наперекор.
Но машинист уже тронул тяжелый рычаг,
Поршень уж сделал свой первый стремительный шаг,
Поршня снованья становятся бегом колес,
Пар подгоняет чугунки тяжелый каток,
Скорость все больше и больше… Разносится зычный гудок,
Крэмптону слава, слава тебе, паровоз!
— Какой ужас! — воскликнул Мишель.
— Недурно зарифмовано! — отозвался Жак.
— Вот так-то, сынок! — проговорил Кэнсоннас с прежней убийственной интонацией. — Дай Бог, чтобы тебе не пришлось зарабатывать только своим талантом, и бери пример с нас, смирившихся с действительностью в ожидании лучших времен.
— А что, и месье Жак тоже вынужден заниматься каким-нибудь ненавистным ремеслом?
— Жак — экспедитор в одной промышленной компании, — ответил Кэнсоннас, — но, к его великому сожалению, это вовсе не означает, что он участвует в каких-либо экспедициях!
— Что он хочет этим сказать? — поинтересовался Мишель.
— Он хочет сказать, — откликнулся Жак, — что я предпочел бы стать солдатом!
— Солдатом? — удивился молодой человек.
