В этом весь мой папа. Не виделись Бог знает сколько, между нами прорва парсеков, но это совсем не повод распускать нюни! Две-три фразы, «я люблю тебя» и хватит. Папа Костя — суровый человек. Я даже не могу сказать уверенно насчет его отцовской любви. Никаких внешних проявлений в общепринятом смысле я от него не видел. Никогда.
О здоровье у него интересоваться бесполезно, оно может быть только хорошее или блестящее. Папе скоро семьдесят. Но больше сорока — сорока пяти ему дать невозможно. И это все без каких-либо хитростей медицины! На моей памяти он ни разу не чихнул и не высморкался.
Железный человек. Выпивает рюмку водки на Новый Год. Никогда не курил. Утро начинает с двадцати подтягиваний и трехсот отжиманий. Вокруг него всегда полный порядок: просыпается в шесть утра, никуда не опаздывает, говорит только по делу, в кабинете не выживает даже пыль. Я не видел, чтобы он специально занимался уборкой. Кажется, порядок он как-то генерирует, что ли?
Я на него совсем не похож, ни одной общей черты. Разгильдяй, умело пью, люблю подрыхнуть, да и внешне никакого сходства.
Я не знаю моего родителя. Совсем. Знакомы двадцать два года, а мне даже рассказать о нем нечего.
— Здравствуй, Андрюша! — появилась мама, Любовь Григорьевна — бледная женщина с грустными глазами. — Как ты там? Не устаешь? Послушай, будь осторожнее, я сон видела нехороший про ваши самолеты. Что Катя? Ты ее не обижаешь? Она хорошая девочка, береги ее, и себя береги. Мы с папой скоро приедем, ты бы нас познакомил, то-то радости! Кормят вас хорошо?
А это мама: как есть. До сих пор думает, что мне десять лет и норовит накормить. Зато она духовидица, как сказали бы на Большом Муроме. Ей абсолютно невозможно врать, она всегда все про меня знает. А еще ей снятся вещие сны. Всегда в точку. Не успели мы вернуться с Титана, пожалуйте: «нехороший сон про самолеты».
Я успокоил ее, а она мне не поверила, как обычно. Рассказал, что у меня полный порядок, что с «самолетами» все хорошо, кормят на убой. Вот только про Катю не рассказал. С Катей предстоял тяжелый разговор сразу после Х-связи, так что рассказывать пока нечего, потому что маму расстраивать нельзя. А она расстроится, ведь она так хочет меня обженить! Лет с пятнадцати, когда я начал активно общаться с лучшей половиной человечества.
На Любовь Григорьевну я тоже не похож. Даже удивительно, как родители умудрились меня соорудить, такого шоколадного?!
А еще, я совсем не помню своего детства. Мама показывает фотоальбомы, где зафиксирована моя эволюция, от зародыша с инопланетной мордочкой до пухлого карапуза и нескладного большеголового школьника, а я не помню. Ничего. Первые смутные воспоминания начинаются классе так в пятом.
