Только профессор Перес, вновь присоединившийся к нам в Онагаве, принял участие в двух погружениях подряд. Среди прочего его занимала проблема великих морских течений, проходящих здесь вблизи от поверхности океана. Известно, что теплые воды течения Куросио, температура которого достигает 27°, омывают восточные берега островов Японского архипелага, а встречное течение Ойясио, идущее из Охотского моря, приносит холодные и, следовательно, более тяжелые воды. Это, повторяю, давно известно. Но я никак не мог предположить, что граница между обоими течениями, проходящими одно над другим, выражена настолько резко. Температура на поверхности воды была, по нашим измерениям, 22°; затем она быстро понижалась, и на глубине 230 метров составляла всего 14°; еще несколько метров — и температура скачком опустилась до 4°. За десять секунд «ФНРС-ІІІ» перешел из одной зоны в другую, и этот переход сопровождался полным изменением картины подводного мира. Поблизости от поверхности мы наблюдали лишь несколько отдельных животных и с трудом различали небольшое количество планктона, состоявшего из микроскопических существ, державшихся довольно далеко друг от друга. В холодных слоях картина совершенно преобразилась: в поле нашего зрения повисло облако, состоявшее из миллионов светящихся точек; планктон казался невероятно густым. В ходе нескольких погружений мы убедились в том, что здесь, как и в Атлантике, плотность планктона значительно меняется с глубиной. Порою особенное скопление его наблюдалось у самого дна.
Однажды на глубине 1100 метров мы попали в слой настолько густого планктона, что за иллюминатором буквально ничего не было видно, кроме сплошного белесого тумана, в котором иногда попадались медузы разного цвета и формы, висевшие в самой толще этого питательного пюре.
Фауна Японского моря совершенно ошеломила профессора Переса. Во время погружения с О'Бирном он видел медузу, которая настолько потрясла его своей красотой, что он подробно описал ее мне: коричневый колокол, зеленоватая внутренняя поверхность, и четыре щупальца около рта, длиной по полметра каждый, рассказывал он.
Здесь было множество морских животных: мы видели гидроидов-сольмиссов, тонких и хрупких, как и их средиземноморские и атлантические сородичи; встречали гребневиков — двоюродных, так сказать, братьев медуз, их мерцающие, свешивающиеся лопасти в самом деле похожи на гребни; наблюдали многочисленные студенистые существа диковинного вида, опознать которые мы не могли и потому дали им свои собственные названия: шар-монгольфьер, мяч для рэгби, парашют. Эти странные животные, длина которых составляла в среднем около 30 сантиметров, не выдерживают подъема на поверхность: захваченные планктонными сетями, они по пути превращаются в кашу. Но мы сфотографировали несколько особей. Профессор Перес показывал потом эти снимки своим коллегам на нескольких научных конференциях, но никто не мог помочь ему классифицировать неведомые существа. «Нет, я определенно не знаю, что они такое,— писал он мне в 1959 году,— но это не имеет никакого значения: рано или поздно мы это узнаем, не сейчас, так через год, через два, через пять лет или, может быть, позже...»
