. Сейчас я уверен, что при таком количестве извести в сетках, воздух в кабине был у нас тогда чище, чем когда-либо. Дюбюиссон, между прочим, до сих пор при случае шутливо обвиняет меня в попытке заживо похоронить его в негашеной извести. Нет, я не покушался на его жизнь; наоборот, я как никогда был озабочен состоянием здоровья своего спутника, прислушивался к его интонациям, ловил каждое его слово.
Кстати, я заметил, что разговоры в кабине батискафа всегда воспринимаются как нечто чрезвычайно значительное — может быть, само ощущение, что мы остались наедине в бескрайних морских глубинах, придает им особый вес? Мои спутники всегда казались мне необычайно сильными личностями. Все они в какой-то мере способствовали моему развитию, хотя бы потому, что делились со мной своими познаниями в различных областях. Господин Трегубов, например, рассказывал мне о планктоне, этом сокровище морей, без которого не было бы рыб. Будучи директором биостанции в Вильфранш-сюр-мер, он уже тридцать лет изучал планктон и считался в этой области одним из крупнейших в мире специалистов. Батискаф мог сослужить ему хорошую службу, поэтому было решено, что «ФНРС-ІІI» отправится в Вильфранш, чтобы дать Трегубову возможность совершить несколько погружений для проверки результатов, полученных при наблюдениях с поверхности.
Кажется, я нигде не упомянул, что Трегубов был русским. В 1916 году он по распоряжению царского правительства был послан, а вернее, откомандирован на станцию Вильфранш, которая тогда принадлежала русским, и остался на своем посту, когда после Октябрьской революции станция перешла в собственность Франции. В 1956 году, семидесяти лет от роду, Трегубов совершил свое первое погружение. На протяжении последующих четырех лет он двенадцать раз опускался на большие глубины, как днем, так и ночью. Я навсегда сохраню память об этом подвижном старике, готовом в любую погоду, в любое время суток сесть в надувную лодку или спуститься в шахту батискафа. Во время погружений он не расставался со своим беретом и термосом, полным кофе, приготовленного госпожой Трегубовой. Блестящий собеседник, он, не отрываясь от своих наблюдений, рассказывал мне разные необычайные истории, причем говорил на ломаном французском языке с сильным русским акцентом и — уж не знаю по какой причине — опускал решительно все артикли.
От него я узнал целый ряд названий, пока мало кому известных, которым в недалеком будущем суждено занять место в ресторанных меню. Благодаря его урокам я научился делить мир морских животных на планктон — крохотные организмы, дрейфующие более или менее пассивно, нектон — активно плавающие животные и бентос, в состав которого входят все придонные животные.
