Всякий раз мне приходилось заново инструктировать командира судна, буксирующего батискаф. Хорошо зная свое дело, эти офицеры, однако, не без тревоги брались за буксировку нашего странного аппарата, глядя на который не сразу сообразишь, к какому месту и трос-то крепить. Командир обычно уступал свою каюту ученому, а я устраивался где придется, лишь бы поспать несколько часов до рассвета.
В ходе этих вылазок я впервые встретился с учеными, сыгравшими особенно значительную роль в эксплуатации «ФНРС-ІІІ», а впоследствии и «Архимеда» — с профессором Пересом, ректором Дюбюиссоном и господином Трегубовым.
С профессором биологии Пересом я познакомился, когда бельгийские власти передавали «ФНРС-ІІІ» французским представителям. Перес показался мне чрезвычайно приветливым человеком, простым и душевным. Летом 1954 года мы впервые совершили совместное погружение, к которому я готовился с чрезвычайной тщательностью: прогуливать видных ученых по дну морскому было мне тогда еще в новинку. Помню, с каким интересом он следил за подготовкой к погружению. Наконец все было готово. Оставалось открыть клапан затопления шахты, и батискаф начнет погружение.
Но не тут-то было. Стрелка глубиномера, за которой мы оба внимательно следили, оставалась неподвижной. Очевидно, батискаф недостаточно загружен, подумал я. Вызвав по радиотелефону сопровождавшее нас судно, я попросил положить на палубу батискафа пару мешков чугунной дроби. Надувная лодка подошла к нам, просьба моя была выполнена, но... вода в шахту не пошла. По моей просьбе добавили еще 100 килограммов дроби. Безрезультатно. Если бы батискаф оказался слишком тяжелым, это еще можно было бы понять — мы вполне могли потерять несколько сот литров бензина из поплавка в порту или во время транспортировки. Но каким образом батискаф оказался недостаточно тяжелым — этого я не мог постичь. А ведь на палубе стояли еще и матросы, доставившие дробь! Пришлось отказаться от погружения. Только вернувшись на базу, мы обнаружили, что люки бункеров с балластом были неплотно задраены, и поэтому всю дорогу из порта наш ФНРС-ІІІ», как мальчик-с-пальчик, сыпал за собой дробь. Матросы, любители пошутить, наградили моего неудачливого спутника кличкой «непогружаемый профессор». С тех пор он многократно доказал свою «погружаемость» и участвовал почти во всех наших экспедициях, но и теперь иной раз кто-нибудь из старых товарищей нет-нет да и назовет его этой кличкой.
