По-настоящему испытать батискаф можно только в открытом море. Мы привели батискаф в рабочее состояние и решили до запланированного погружения на 4000 метров совершить пробное погружение на меньшую глубину. Особенно ратовал за это Вильм. Он уже участвовал в нескольких глубоководных погружениях, однако всякий раз мы возвращались на поверхность, не коснувшись дна. Несколько раз батискаф зависал метрах в пятидесяти над песчаным дном, но в тот единственный раз, когда на глубине 1100 метров батискаф совершил посадку, со мной был не Вильм, а Кусто.
Я все еще во всех подробностях помню погружение 21 января 1954 года. Мы спускаемся в сферу, задраиваем люк. Суетятся члены палубной команды. Поодаль покачиваются наш буксир «Тенас» и «Эли Монье». Неизбежная заминка — на сей раз не удается снять заглушку клапана поплавка,— задерживает погружение на час. Наконец все готово; открываем клапан, выпуская из поплавка полсотни литров бензина, тотчас же замещенных забортной водой, и потяжелевший «ФНРС-ІІІ» исчезает в волнах. Над нами по поверхности моря, еще не потревоженного пассатами, медленно разливается радужное пятно. Погода нам благоприятствует. Что ж, тем лучше! Вода за иллюминаторами темнеет быстрее, чем в Средиземном море. На глубине 50 метров она уже черно-зеленая. С помощью гидроакустической аппаратуры связи передаю на поверхность, что у нас все идет нормально. Ответ почти не слышен — возможно, мешает густой планктон, бесчисленными точками вспыхивающий под лучами наших прожекторов.
У иллюминатора — Вильм. Слышу, как он восхищается:
— Ах, какая медуза!
На глубине 300 метров сменяю его. Вот промелькнули какие- то странные рыбы; теперь навстречу нам поднимается под углом примерно 30° великолепная светящаяся лента, и наша фотокамера запечатлевает роскошную радужную расцветку сифонофоры. Этот снимок будет самым «ярким» свидетельством нашего сегодняшнего погружения. Мы, впрочем, и не строим никаких иллюзий относительно научной ценности наших океанографических наблюдений, ведь это только начало. Моя задача на сегодня — освоить управление батискафом в новых условиях, а задача Вильма — проверить работу всех: бортовых систем. Претензий к ним не возникает, если не считать одну упрямую лампу-вспышку, которая должна хотя бы короткими молниями пронзать мрак, окружающий зону действия прожекторов, но упорно отказывается работать.
Я с нетерпением дожидаюсь появления какого-нибудь диковинного чудища. Любопытство разгорается. Даже сейчас — а я пишу эти строки много лет спустя — я помню это ощущение, остроту которого не притупили многочисленные погружения. Да что помню! Даже сейчас я его испытываю при каждом глубоководном погружении: любопытство, смешанное с ощущением, что я вот-вот обнаружу, застигну врасплох и сфотографирую какое-нибудь сказочное животное, например гигантского спрута.
