Покончив с почтой, я выдвигаю ящик кухонного стола и вынимаю оттуда старую пластмассовую коробку, в которой находится служебный пистолет моего отца и завернутый в тряпочку набор для чистки и смазки оружия. Я вынимаю обойму, дважды проверив, нет ли патрона в патроннике, открываю затвор и нажимаю на наконечник возвратной пружины, разбирая оружие точно так же, как учил меня отец много лет назад. Чистка оружия очень успокаивает: все детали так тонко обработаны… Вообще-то я уже много лет не стрелял из пистолета, потому что не побеспокоился о разрешении на него в Нью-Йорке; но я помню, какой громоподобный рев он издавал, когда я стрелял из него мальчишкой, а отец, стоя у меня за спиной, клал свою большую ладонь на мою маленькую ручку, чтобы помочь смягчить отдачу.
Я снова собираю пистолет, и он удобно ложится в мою взрослую руку. Если в патроннике нет холостого заряда, чтобы защитить боек ударника, курок лучше не спускать, поэтому я вынимаю боевые заряды из магазина и кладу их в восьмиугольные ячейки, после чего заменяю их холостыми, которые я ношу в герметичном пакете. Защелкнув затвор, я смотрю на конец ствола и представляю, что передо мной на коленях стоит убийца Дженны. Его черты размыты, а темные глаза расширены от ужаса. Я нажимаю на гашетку. Металлический щелчок отдается громким эхом от твердых кухонных поверхностей, и я вижу, как голова убийцы дергается назад, когда моя пуля врезается ему в лицо, забрызгивая мозгами стену у него за спиной. Он валится на бок, под щекой образуется кровавая лужа, а из его глаз вытекает жизнь, как свет из старой электронно-лучевой трубки. Я открываю рукой затвор, выбрасывая на пол кухни холостой патрон, и снова представляю себе убийцу на коленях. Его голова раз за разом дергается назад, а я снова и снова спускаю курок, и тускло поблескивающие металлические гильзы вываливаются из выпускного отверстия, пока затвор не открывается в последний раз. Слезы гнева застилают мне глаза, и я ударяю бесполезным оружием о столешницу, добавляя новую отметину к уже существующим.
Часы отщелкивают минуты, и мое дыхание постепенно успокаивается. Холодильник включается и снова выключается, весь дом противоестественно тих. Почти семь часов. Чаще всего я провожу утро, поглощенный своей виртуальной местью, заряжая пистолет и стреляя, пока палец не начинает болеть так, что не может больше нажимать на гашетку. Но не сегодня. Собрав холостые заряды с пола, я запечатываю их в герметичный пакет. Пора посмотреть правде в глаза.
