— Такого еще никто из нас не видел, — говорит майор. — Возвращайся в участок, Валентина, запиши все. И постарайся выяснить, кто эта девушка.
Похлопав ее в знак утешения по руке, Вито отходит в сторону. Валентина сгорает от стыда: все-таки она еще недостаточно опытный страж порядка, чтобы забыть потрясение от увиденного и хладнокровно выполнять свою работу.
— Grazie, — благодарит Валентина старшего и покидает огороженную зону. Покидает с достоинством: упругим шагом, высоко подняв голову и расправив плечи. Но это так, на случай, если начальник смотрит ей вслед. А он смотрит.
— У Валентины сестренка примерно тех же лет, — оправдывает кузину Антонио. — Для нее это дело вроде как личное.
Натянув резиновые перчатки, Вито склоняется над трупом.
— Оно и есть личное, Антонио. Ничто не кажется столь же личным, сколь убийство.
— Si.
Вито осматривает раны, десятки десятков ран.
— Cazzo![5] — восклицает он. — Господи, да что с ней такое сотворили?!
— Эксперт уже в пути. Я успел насчитать три сотни ран. Потом приехали вы, и я бросил это занятие. — Неспокойным голосом Антонио добавляет: — Признаться, я забыл, где остановился… Забыл, откуда продолжать.
Вито улыбается.
— Не волнуйся. В деле укажем просто «многочисленные ножевые ранения».
Антонио говорит еще что-то, но майор его не слышит. Девушка — до того, как над ней поработал некий псих, — была симпатичная. Вот если б у самого майора с женой родилась такая же дочка… Не дал Бог счастья.
— Выжди пять минут, позвони Валентине и передай, чтобы в отделении брались за основную работу: пусть проверяют все рейсы из Венеции, билеты на которые покупались незадолго до вылета. Отправьте наряды на железнодорожные и автобусные вокзалы. Внимание обращать на мужчин, путешествующих в одиночку. На любого, кто нервничает или торопится. Обзвоните отели и расспросите портье на предмет ранних выписок из номеров.
Антонио все записывает в блокнот.
— Мы уже отправили поисковые группы. Они ищут окровавленную одежду и нож. — Антонио кивает в сторону канала. — С водой что прикажете делать?
Вито поднимается на ноги.
— Вызывай ныряльщиков, пусть обследуют все до мелочи. Я уже сказал: дело личное.
Когда Валентина Морасси возвращается в штаб-квартиру, в холодной приемной уже сидит отец убитой.
Оказывается, жертву звали Моника Видич. Ей было всего пятнадцать. Она хорватка, приехала в Венецию с отцом. Он ей устроил что-то вроде примирительного турне: отец, сорокадвухлетний Горан, решил после жуткого развода с женой, что совместная поездка за границу поможет дочери свыкнуться с потрясением.
