Атманта
Тевкр с женой сидят у стен хижины и наблюдают, как над ровной линией этрусского горизонта зарождается осенний рассвет. Лес вдалеке озаряется насыщенным оранжевым, бледно-лимонным и глубочайшим оттенком вишневого. Ни муж, ни жена больше не могут спокойно спать.
Теперь они почти каждое утро встречают так: взявшись за руки и опершись на стену скромного домика, который Тевкр собственноручно построил из тесаных бревен, тростника и глины. Тем не менее жизнь налаживается. Они справились. Справились, как думают, с тем, о чем предпочитают молчать.
Тетия кладет голову на плечо мужа.
— Скоро мы вот так же будем сидеть вместе с нашим ребенком и учить его красоте мира.
Тетия кладет руку Тевкра себе на округлый живот, надеясь, что Тевкр ощутит волшебство момента, когда ребеночек пинает стенки утробы.
Тевкр улыбается. Хотя его улыбка — не проявление отцовской гордости. Это улыбка мужчины, который смело смотрит в лицо неприятностям, ведь еще не рожденный ребенок может быть не его, а насильника.
Стиснув руку мужа, Тетия замечает:
— Гляди, только сосны у священной рощи сохранили зелень. Прочие сгорели по воле богов.
Авгур смотрит в указанном направлении, стараясь не думать о растущей ненависти к ребенку.
— Недавние пожары очищают место для пахоты.
— Ты прорицаешь, муж мой?
Тевкр смеется.
— Это природа, здесь предсказывать нечего.
Обняв мужа, Тетия умолкает. В последние дни вообще, кажется, лучше молчать. Тишина неким образом сплачивает и залечивает раны, о которых ни муж, ни жена говорить не решаются.
Солнце проливает на долину золотистый свет, словно патоку идеального утра. На противоположном холме появляется темная фигура, валуном катящаяся по склону.
