Том кивает.
— Какая точность. — Саму блондинку, по акценту, он определяет как жительницу Манхэттена, причем с окраин. — Вы что, из полиции?
Женщина снова смеется — на сей раз глубже и дольше. Ее смех приятен на слух.
— Я? О нет. Ни в коем случае. Я просто фрилансер, пишу статьи о путешествиях. Для разных изданий — от «Лонли плэнет» до «Конде-Наст». — Она наклоняется к столику Тома. — Тина, Тина Риччи.
— Рад познакомиться, Тина. — Том пожимает ей руку.
Она смотрит в его теплые карие глаза и ждет ответного шага. Ждет, что он пригласит ее за свой столик. Ждет, уверенная, что будет и продолжение…
Но Том молчит. Он чувствует себя неловко и отводит взгляд. Сердце бьется, словно он только что выдержал три раунда на ринге в Комптоне. Тина по-прежнему смотрит на него. Бьет гонг. Второй раунд; Том впервые в жизни загнан в угол и не знает, как быть.
Венеция
Наши дни
Он изменился. Он больше не добрый самаритянин, что помог ей, заблудившейся в темном лабиринте улиц. Не тот, кто предложил руку помощи потерянной девушке, бежавшей из дома сломя голову после ссоры с отцом.
И одет он теперь по-другому. На плечах у него черная мантия, а лицо скрывает зловещая серебристая маска.
Девушка корчится от боли. Ее, связанную и с кляпом во рту, волокут по замшелым доскам настила. В тайное место. К алтарю возлияния, где палач напоит воду кровью жертвы.
Он подтаскивает девушку к краю, так что голова повисает в сверхъестественном пространстве между небом и землей. В лимбе, где он похитит у нее душу. Стоит поднять взгляд прямо на него, и обряд начинается.
Ножом палач делает надрез у левого уха и проводит лезвием под маленьким подбородком, оставляя длинную красную линию. Из тонкого горла доносятся булькающие звуки. Кляп во рту обвисает. Из разреза ударяет красный фонтан. Раздается плеск, и жадные черные воды пьют, пока девушка не истекает кровью совсем.
С полным безразличием он швыряет тело на настил, и голова девушки глухо ударяется о покрытие. Затем он разворачивает инструменты, необходимые, дабы завершить кровавый обряд. Встает на колени и молится. Его доктрина прошла сквозь века. Его молитва — словесная цепь нерушимой веры.
Вскоре у него в голове рождается шепот. Набирающий силу хор голосов, молитва всех, кто приходил и убивал до него. Обряд завершен, и пение посвященных достигает пика.
Он заворачивает липкий от крови труп грешницы в черный полиэтилен и прячет под брезентом в гондоле. Остается дождаться наступления темноты.
