— П-а-пы нет дома... П-а-па на полетах, — говорила она, нежно растягивая первое слово.
Беленький перехватил взгляд Игоря и пояснил:
— Это она отвечает на телефонный звонок...
— А ты скажи, кто у телефона... — спросил девочку Игорь.
— Наташа... Наташа Беленькая слушает, — продолжала играть девочка.
— Скажи: Наталья Ефимовна. Ты ведь папина? Да? — продолжал Игорь.
— Я не Наташа Ефимовна, а Наташа Леновна, я бабушкина и дедушкина, — серьезно ответила девочка.
Игорь и Ефим рассмеялись.
— А где дедушка и бабушка живут? — спросил отец, почему-то щипнув ус.
Наташа бросила шнур и, взобравшись на колени Игоря, сведя брови к переносью, быстро и сосредоточенно стала искать нужную ей фотокарточку.
— Вот тут... рядом, рядом, — обернулась она к Игорю, ткнув пальцем в каменный дом с колоннами на фасаде.
Игорь взял фотокарточку, и сердце его екнуло: он узнал дом, в подвал которого немцы согнали их перед отправкой в Германию...
— Это тот самый? — спросил он старшего лейтенанта.
— Тот самый... — подтвердил Беленький. По пути в Мисхор он заезжал к родителям и теперь сообщил другу, что в том доме разместился сельскохозяйственный техникум, его подвалы заняты под склады, а на фасаде повесили табличку: «Памятник архитектуры XIX века. Охраняется законом».
— Другую табличку надо повесить. Надо написать: в подвалах этого дома фашисты кости дробили нашим людям... Эх, Фима, сколько было таких подвалов на Украине, в Белоруссии, под Ржевом? А сейчас и следа, поди, не найдешь...
— Жизнь есть жизнь, — тихо отозвался Беленький, — зарастают раны войны и на земле и в душах людей...
— На земле — да. А в душах... Не у всех людей. Нет! Проснешься иногда ночью и вдруг увидишь ясно, как мы бежали из города, как нас перехватили немцы, согнали для отправки в Германию, как мы из вагона через ту страшную дыру вываливались на грохочущее полотно и как разрезало пополам твоего брата Кольку... Вспомнишь и спросишь себя: все ли ты сделал, чтобы больше этого не случилось? Иногда так заведешься, что хочется ночью идти на стоянку...
— Пучков говорит, что ты хороший техник. Офицером бы тебе надо быть, Игорь... — задумчиво сказал Беленький.
— И рад бы в рай, да грехи не пускают!.. — в сердцах воскликнул Корнев.
Беленький затронул его больную рану. Только Громов считал, что Игорь остался на сверхсрочную потому, что потерял в жизни цель и перспективу. На самом же деле это было не так. Он любил авиацию. Ему, как и Громову, тоже хотелось стать профессиональным военным.
