«Голодный сидеть буду, а у мародера ничего не возьму», — подумал Игорь и отступил от него на два шага.
Впереди, на фоне осыпавшей листву березовой рощи, показался старинный дом с готическими колоннами и монументальным подъездом.
Чуть поодаль виднелась деревня.
Телега Громовых остановилась на выезде из деревни у самого захудалого домишка. При рассмотрении оказалось, что это и не домишко даже, а баня с широким подоконником под большим окном. Окно было закрыто ставнями, сбоку на железных петлях висел замок.
— Дальше не поедем! — как решенное произнес Громов-старший. Он говорил мало, но так, будто объявлял приговор.
— Да ты что, папа! — встревожился Женька. — Тут ведь немцы рядом. Один бросок, и мы окажемся у них в тылу.
Вместо ответа Иван Матвеевич вынул из телеги топор, которым рубил лодочную цепь, и с размаху ударил по замку. Замок лязгнул, но не открылся.
— Иван Матвеевич! Женя прав, нам дальше в тыл надо, — подошел Игорь. — Тут немцы нас достанут...
— Нужны мы им, как собаке пятая нога… Глянь-ка вон туда!
Возчик положил на плечо Игоря свою тяжеленную руку, повернул Игоря к заходящему солнцу. Там, в оранжевом полукруге заката поблескивали немецкие бомбардировщики, то выходя из пикирования, то снова падая на лес.
— Не город бомбят, а левей. Железная дорога там на Москву. Смекаешь? Москва нужна немцу, а сюда, в леса и болота, он не пойдет.
— А если пойдет? — не сдавался Женька. — Мы отъехали всего двадцать пять километров, немецкие мотоциклисты за час могут быть тут...
— Бабы! А ну заткните им рты. Больно грамотны стали... Ляд их побери!
— Уж внушайте им сами! Мы что? Мы бабы, — робко и виновато сказала Анна Михайловна, мать Игоря. Бомбежки, эвакуация, необходимость искать где-то пристанище так подействовали на нее, что она, казалось, потеряла волю и способность трезво мыслить.
— Пап! Ты хочешь всех нас отдать в руки фрица! Надо ехать минимум до Ярославля, — упорствовал сын.
Иван Матвеевич подошел к возу, расслабил веревку, выдернул два узла, бросил сыну под ноги.
— На, газуй до Ярославля!
А сам снова стал сшибать замок.
— Другие беженцы в жилые дома стучатся, а ты замок на собачьей конуре сбиваешь. Поехали вон к тому дому...
— Не наводи на грех, стервец! — крикнул отец и с такой яростью саданул по замку, что тот не только слетел, но и врезался в землю. Ставни распахнулись. Баня оказалась совхозным ларьком, в котором еще вчера продавали хлеб, мыло, грабли, молотки и другой хозяйственный инвентарь. Кроме двух усохших буханок хлеба да ста двадцати трех молотков (Громов-старший трижды пересчитал их), в ларьке уже ничего не было. Готовясь с часу на час к приходу немцев, рабочие поделили между собой все товары. Но прошла неделя, другая, с востока мимо деревни проходило все больше автомашин с красноармейцами, появилась надежда, что город скоро отобьют.
