«Вы же отлично знаете, чем я занимаюсь». Мужчина усмехнулся. «Ну, не кипятитесь. Конечно знаю. Я только хочу убедиться, что вы со мной откровенны». У него были гладко зачесанные назад волосы, высоко подбритые над ушами, следы порезов на шее, тесный воротничок, галстук с толстым узлом. «Продолжайте делать то, что до сих пор делали. Нам это не мешает». Ханеман все еще не мог понять, зачем его вызвали. Мужчина уперся ладонями в стол. «Разумеется, если вы и впредь будете поддерживать подозрительные контакты, вам не избежать неприятностей. Фашистские агенты, учитывая ваши способности, наверняка захотят познакомиться с вами поближе». Угрожают, значит?.. Мужчина посмотрел на свои ногти. Ханеман отвернулся. «Я ни с кем не собираюсь сближаться». — «Ой, сразу на дыбы. — Мужчина снисходительно покачал головой. — И отвечаете опрометчиво. Иной раз бывает очень даже полезно завязать кое с кем близкое знакомство. Зло, о котором нам ничего не известно, стократ опаснее зла, которое удалось распознать. Что ни говори, а вы знали, притом, кажется, неплохо, Альберта Посака, Броста, Тецлава, еще двоих-троих. Был еще такой Раушнинг. Но особого значения, похоже, вы этим знакомствам не придавали, верно? Кажется, беседовали о музыке…» Ага, значит, им и это известно. «Социал-демократия, конечно, не самый удачный выбор, но вам была по душе больше, чем коричневый цвет, да? Если не ошибаюсь, вы произнесли пару крепких слов в присутствии то ли Грайзера, то ли Форстера. Правильно?»
Итак, они знают. Вероятно, у них есть люди из Вольного города, скрывать что-либо бессмысленно. Но кто? Те, что ему встречались на Лессингштрассе, в основном прибыли издалека. Госпожа Штайн? Вздор. Тогда, может быть, учитель гимназии пан Ю.? Какая чепуха. Память нервно тасовала картинки лиц. Страх, однако, пропал. Да и не все ли равно, откуда они знают?
Мужчина прислонился к оконному косяку. «Значит, у вас уже нет этого письма из Ганновера?» — «Нет», — машинально ответил он, хотя это была неправда. «Сожгли?» «Да, сжег», — голос Ханемана прозвучал тверже. «Странно, — мужчина подошел к письменному столу. — Жечь письмо ассистента, касающееся исключительно личных дел. Зачем? Короче, я вам не верю. Это письмо у вас. Несомненно. Впрочем, это не важно. Оставьте его себе. Нам оно не понадобится». Мужчина закрыл картонный скоросшиватель, завязал серые тесемки. «Что ж, на этом можно и закончить. Как я понимаю, вы не собираетесь в ближайшее время покидать Гданьск?» Ханеман почувствовал холодный укол в сердце. «Нет, не собираюсь». — «Вот и хорошо. Если вдруг возникнет необходимость…» — «Я не собираюсь уезжать, — повторил Ханеман. — Можете быть спокойны, вы в любой момент найдете меня на Лессингштрассе». — «Вы хотели сказать: на улице Гротгера?» — «Да, на улице Гротгера». — «Отлично, стало быть, пока до свидания. Пожалуйста, вот ваш пропуск. Оставите у дежурного». Ханеман взял бумажку. «Если захотите по какому-нибудь вопросу со мной связаться, звоните добавочный 27. Поручик Каркош». Ханеман молчал. «Да, еще одно. Если у вас появится желание как-нибудь навестить ассистента Реца в Ганновере, полагаю, это будет возможно. Советую об этом подумать. Мы чинить препятствий не будем…»
