Она услышала, как Давид спускается по лестнице. Когда он вошел в кухню, Шарли не сразу решилась повернуться к двери. Наконец ей удалось это сделать и изобразить на лице подобие улыбки.
— Как спалось, дорогой?
В ту же секунду, взглянув на измученное личико сына, она поняла, насколько это был глупый вопрос.
— Нормально…
Давид выглядел напряженным, замкнутым. Он не смотрел на мать, словно стыдился. Теперь, в отчаянии подумала Шарли, это всегда будет стоять между ними: Серж… Серж за работой. Она почувствовала, что вот-вот расплачется.
— Ты проголодался? — неуверенно спросила она.
Не отвечая, Давид подошел к столу и сел, по пути бросив мимолетный взгляд на пол перед холодильником, что не ускользнуло от Шарли. Сегодня утром кровавое пятно на полу бросилось ей в глаза, едва лишь она вошла на кухню. Шарли тут же оттерла пятно и теперь недоумевала, каким образом Давид мог о нем узнать. Она с трудом удержалась от этого вопроса и налила сыну бокал апельсинового сока.
— Сегодня ночью я три раза вставала и заходила к тебе. Ты крепко спал, у тебя вроде бы не было температуры, но…
— Все в порядке, мам. Не волнуйся.
Шарли сняла с плиты кастрюльку с горячим шоколадом и разлила его по чашкам.
— Что произошло вчера вечером, Давид? — мягко спросила она. — Ты можешь мне об этом рассказать? Это твое обычное… недомогание?
Он пожал плечами:
— Не знаю… просто голова болела, и все.
Шарли вздрогнула:
— Это похоже… на тот случай, в прошлом году?
— Нет… кажется, нет. Сначала заболела голова, а потом… ну, ты знаешь, как у меня бывает… когда память как будто скачет из прошлого в будущее.
Лицо Шарли омрачилось.
В прошлом году Давиду пришлось сделать энцефалограмму — он неудачно упал во время игры в мяч, и рентген обнаружил легкую черепную травму.
Именно тогда Шарли выяснила реальное положение дел: необычные способности сына были следствием изначально неправильного строения мозга.
— У вашего сына уже проявлялись какие-то особые свойства? — спросил ее невролог, элегантный мужчина с серебристыми висками, важный, как китайский мандарин, сидевший за столом в своем кабинете, оборудованном по последнему слову медицинской техники.
Шарли почувствовала, что краснеет.
— Нет, — солгала она.
Серж рядом с ней сидел не шелохнувшись, но она знала, что он стережет каждое ее слово, словно цербер.
— Видите ли, меня кое-что заинтересовало… Может быть, у него особенно хорошая память? Или какие-то необычные сны?..
Шарли очень хотелось рассказать ему обо всем. О том, как быстро Давид научился говорить, читать, писать. О том, как хорошо он все запоминал. Об этой его… аномалии, о «небольшом отличии», которое, возможно, могло в будущем сделать его настоящим гением. И о своем собственном ужасе, который она испытала, когда это стало для нее очевидно.
