Конечно, у Ника это было не первое подобное переживание. Та девочка на уроках физики… нет, истории… он не помнил, да это и не важно. Главное — те, прежние чувства давно утихли. Здесь же, в Междумире, любовь не кончается. Ник раздумывал: может быть, если он как следует постарается, ему удастся просто-напросто исчезнуть? Ведь со стыда он больше никогда не сможет показаться Мэри на глаза, уже не говоря о том, чтобы провести вечность с этим стыдом…
Мэри, Мэри, Мэри… Её лицо, её имя — вот что переполняло его ум. И вдруг он осознал, что ни для какого другого имени в его голове больше нет места. А ведь оно должно там быть! Имя, которое, по словам этого маленького негодяя Вари, он скоро позабудет. Другие ребята называли его «Херши», но ведь это не его имя! Или его? Нет, его имя начиналось на «н». Нат. Ноэл. Норман. Точно, оно начиналось на «н»!
* * *
Мэри обнаружила, что мастерская игра Вари помогает ей избавиться от мрачного настроения. Этот мальчик умел извлекать невыразимо сладостные звуки из своего Страдивариуса — скрипки, в честь которой получил своё междумирное имя. Сегодня он играл «Времена года» Вивальди — одно из любимейших произведений Мэри. Собственно, «Времена года» предназначены для струнного квартета, но других музыкантов-струнников среди трёхсот двадцати Мэриных подопечных не было. Инструментов-то у них хватало: люди любят свои музыкальные инструменты, так что многие из них удостоились вечности, как, например, труба, которую переехал автобус, или рояль, упавший с шестнадцатого этажа. Несколько раз Мэри пыталась организовать оркестр, но способные дети попадали в Междумир редко, да и те не всегда выражали желание заниматься музыкой.
— Что бы тебе ещё хотелось послушать?
Мэри до того ушла в себя, что не слышала, как Вари закончил играть.
— Что тебе самому нравится, Вари.
Он заиграл что-то печальное и жалобное — Мэри не смогла определить автора. Она всегда предпочитала бодрую, весёлую музыку.
— Наверно, мне стоило бы позвать сюда Ника, — сказала она. — Уверена, ему бы тоже понравилась твоя игра.
Вари сник, страстная выразительность его игры поблекла.
— Херши? Да он подлиза и гад!
— Я была бы очень рада, если бы вы с ним стали друзьями.
— У него морда грязная. И глаза его мне не нравятся!
— Он наполовину японец, поэтому у него слегка раскосые глаза. Вари, что за странные предрассудки!
На это Вари ничего не ответил. Он снова заиграл свою траурную музыку, потом остановился и сказал:
