— Но как…
— Моя мать, — ответила Мэри, не дожидаясь окончания вопроса. — Помнишь — она умерла при родах. Она умерла на этой кровати.
— Мёртвое пятно!
Мэри кивнула.
— Я лежала долго — пока не пришёл отец и, не зная, что я здесь, не улёгся в постель со своей новой женой. Этого я перенести не смогла и ушла. К этому моменту я опомнилась настолько, что тяжесть родного дома уже не угнетала с такой силой. Я выскочила на улицу, и хотя продолжала по-прежнему тонуть в земле, но всё-таки не так глубоко. И чем дальше я уходила от дома, тем легче было идти.
— А как насчёт твоего брата? — тихо спросил Ник.
— Я больше никогда не видела его, — ответила Мэри. — Он провалился в центр Земли.
Она замолчала. В том месте, где у неё когда-то находился желудок, образовался тяжёлый комок, но зато во всём остальном теле была странная, эфирная невесомость. Души — обитатели Междумира не плавают в воздухе, как воображают живые люди, но в этот момент Мэри казалось, что она способна взлететь.
— Я никогда и никому об этом не рассказывала. Даже Вари.
Ник осторожно положил руку ей на плечо.
— Я понимаю, это ужасно — так потерять брата, — сказал он, — но может быть… может быть, я мог бы стать тебе вместо брата? — И он придвинулся чуть ближе. — Или… не знаю… Я имею в виду, может, не совсем вместо брата, а… как-то иначе…
И, наклонившись, поцеловал её.
Мэри не знала, как ей к этому отнестись. В течение всех тех лет, что она провела в Междумире, не раз встречались парни, пытавшиеся приставать к ней с нежностями. Эти парни её не интересовали, и она была достаточно сильна, чтобы дать им отпор. Однако здесь перед ней был мальчик, поцелуям которого ей вовсе не хотелось противиться. Но с другой стороны, она не собиралась позволить незнакомым эмоциям одержать верх над рассудком. И потому не ответила на поцелуй.
Ник смешался, приняв отсутствие реакции с её стороны за проявление равнодушия.
— Извини, — прошептал он, смутившись.
— Не надо извиняться.
Мэри больше ничего не сказала. Она закрыла свою душу на замок, спрятав все свои чувства в её глубине; теперь они не могли вырваться оттуда — так же, как сама она не могла вырваться из своего бархатного платья.
Отказ так же горек в посмертии, как и при жизни.
«Наверняка это из-за дурацкого шоколада, — думал Ник. — Нет, это потому, что я на год младше. Хотя стоп, я лет на сто младше!»
Он не стал дожидаться лифта, а устремился вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Войдя в свою комнату, он плотно затворил двери.
