Имена льда | страница 68

В этой тишине он скорее угадал, чем услышал слова призрака:

— Ты все-таки двоечник.

— Что? — прошептал он мертвеющими губами — он уже не мог понять, чьими, но определенно своими собственными.

— Я пытался тебе объяснить: те, кто жил здесь, верили не только в призраков. А детские сказки — это и есть заклинания. В определенных условиях они действуют…

У поверхности планеты зажглось маленькое перламутровое солнце. Его корона распадалась на все цвета радуги, а над самой землей к дальнему сектору черного-черного неба протянулся протуберанец изумительной красоты.

Если бы Л. мог это видеть, он бы нашел в своей тщательно заархивированной памяти самое глубокое, самое искреннее восхищение…

Под низким серым небом по необъятной снежной равнине брел призрак. Подмышкой у него было зажато что-то вроде рулона белой бумаги. Только присмотревшись можно было рассмотреть, что бумага не белая, а, скорее, перламутровая, вобравшая в себя все цвета радуги, — как и сам призрак. Хлопья снега на миг задерживались на его плечах, потом проваливались сквозь его тело и ложились на землю. Призрак не оставлял следов, и его бормотание каким-то странным образом не нарушало тишины, заполнившей узкое пространство между низким косматым небом и белой землей.

— Я так и думал, — бормотал призрак. — Я так и знал, что этим все кончится. Сердце… Идиотская была идея — хранить все эти жизни прямо в сердце. Не удивительно, что оно не выдержало…

Он погладил пальцами рулон, поудобнее перехватил его и, оглянувшись, приветливо покивал сплошной белой мгле, которая затягивала все то, что он оставлял позади.

Призрак не чувствовал, как у него за спиной что-то сдвигается в водах океана, в атмосфере, в самом космосе. Как свет и тьма, вода и твердь занимают свои места. Как вздрогнула и пустилась по кругу стрелка на часах новой жизни.

Дон был красив. Очень красив. Таких красивых людей, наверное, больше не осталось. Странно вспомнить — когда-то он раздражал меня этой красотой. Я даже вызвал его на дуэль.

Нет, это Дон меня вызвал. Я только сделал все возможное, чтобы это случилось.

Или все-таки я сам и вызвал его?

Не помню.

Я мог.

Я завидовал?

Не может быть.

Или может?

Или это неважно — теперь, когда Дон мертв?

Не понимаю, у кого могла подняться рука на такого красивого человека…

У Дона странное ранение — его грудь проткнули чем-то острым и длинным. Наподобие шпаги. Спортивной трехгранной шпаги. Нет, не проткнули — патологоанатом говорит, что следа удара нет. Клинок просто возник в его теле и разорвал что-то жизненно важное прямо изнутри. Хорошенькая экспертиза! Возник. Материализовался. Откуда ни возьмись. А потом так же невесть куда исчез. Следователь глядит уныло и материт медиков. Ему с этим возиться — искать орудие убийства, которое само по себе возникает в теле жертвы и бесследно исчезает. И убийцу. Есть ли он вообще, убийца-то? Или он тоже материализуется прямо на месте преступления и растворяется в воздухе, не оставляя следов, улик и что там еще необходимо следствию?