Весны гонцы. Книга вторая | страница 11
Хоть бы удалось Корневу вернуть чистую рабочую атмосферу времен Рышкова! Непросто. Почему так легко прокладывают себе дорогу бездарности и спекулянты в искусстве? «Беспрепятственностью» называл Салтыков-Щедрин, «пробивной силой» называют студенты этот могучий «талант» — основной двигатель таких деятелей. «Особенность чувства, ясность передачи чувства и искренность художника» будто не обязательны для них в искусстве.
Повезло, что пришел Костя Рудный — надежная помощь и смена, очень нужен, особенно мальчикам. Побольше бы таких в институте!
Анна Григорьевна прислушалась: в столовую вошли дети.
— Вот твой кефир, — деловито сказала Анка. — Хочешь пирога?
Что-то промычал Павлик. Слышится только побрякивание посуды, изредка мягкие замечания Анки:
— Не болтай ногами. Возьми ложечку — удобнее.
Повзрослела, уже редко раздражается на братишку.
Началась работа Рудного с обсуждения отчетного концерта «целинников».
На этой беседе Соколова не хотела присутствовать. Свободнее будет и Косте и ребятам. Утром за час до урока позвонила Рудному:
— Костя, я опоздаю. Ключ сломался от входной двери — мне нужно дождаться своих. Извините, уж начинайте без меня. Приду ко второму часу.
Рудный молчал.
— Вы слышите меня?
— Чую. Передайте ключу мою сердечную благодарность, Анна Григорьевна.
— Нет, он правда сломался!.. — как пойманная девчонка, заторопилась Соколова.
— А я разве?.. Спасибо ему, что вовремя.
Соколова расхохоталась:
— А ну, без великосветских заходов! Ключ в самом деле сломался, но я могла бы, конечно, не опоздать… А вот вы почему не сказали: «Драгоценный шеф, на первый случай избавьте меня от вашего пронзительного глаза», — ведь думали так?
— Не совсем, драгоценный шеф. Я думал…
Соколова перебила:
— Условимся: все, что касается курса, — свои желания, замыслы, претензии друг к другу — не мариновать, а выкладывать тут же. И выяснять, кто прав, будем вместе. Ну, значит, я опаздываю на час-полтора, хотя любопытство меня гложет.
Не любопытство, скорее беспокойство мучило Соколову. Все мысли были там, в аудитории. Рано или поздно курс оценит, полюбит Рудного, но все же начало многое решает. Сама всегда (а опыт уже двадцать с лишним!) особенно готовилась к первому занятию. А Рудный начинает педагогическую работу.
Едва пошел второй час урока, Соколова тихо открыла дверь в тамбур, остановилась.
— Не говоря о моральной стороне, это просто глупо, — звонко, решительно говорил Рудный. — Вдумайтесь, вы — актер, что вы такое без людей? Выходит, «наплевать на зрителя»? Так отыщите себе необитаемый остров, играйте моноспектакли для собственного услаждения, — он переждал смех. — «Плюю на мнение людей!» Мерзкие слова, вранье и беспредельно глупо, — спокойно, как бы отбрасывая исчерпанную тему, сказал Рудный.