Элегия эллическая. Избранные стихотворения | страница 52



Средь тишины торжественно-скрипучей.
И над толпою высится лоток,
Поставленный на голове подростка,
Который не по возрасту высок,
Все тихо — только эхо отголосков…
Глазами сироты на мир глядел
Сиротский сын огромного народа
И в цепь баранок душу он продел,
И цепь баранок – вся его свобода.
Красив неровной слабой красотой
И кротостью невинной миловиден,
Сиял, как ангел, ясной простотой,
И. как зверек, сердечно безобиден.
Он целый день по городу ходил,
Лотком вытягивая стебель шеи.
То там, то сям он пищу находил —
Его орлы кормили двух копеек…
Его любили все, и с ним шутя
В усах сверкала инея улыбка,
Уста ему сияли, чуть грустя —
И он от всех вдруг убегал прешибко.
Он видел город имени Петра,
И был — хотя не ведал это Имя —
Наследник каждого Его двора —
Где дворники с берлогами своими…
И на дворы любил он заходить —
Где темная угрюмая догнилость
Шарманки… за… шарманки… во… шарманки… дить
С конца средины начала унылость.
Разлукой ветхой… выжившей из нот…
И с песнею, оставшейся о звуков…
С чужою стороною поворот…
Впадающие… ноты… вновь в разлуку…
Лохмотья песни… в дребезги тиши
Дрожащие протягивали руки…
И падали с бумажками гроши…
Карманами исшаренные руки…
День проходил, и мальчик уставал,
Квадратный корень дыма шел из печек,
И постепенно город наставал
В огнях… и был все ближе, все далече…
Он жил в углу — где спал на сундучке…
Коптила лампа ореолом ада…
В углу другом, в пропившемся смешке,
Закашливающийся до упада
Жил неопределенный человек —
Сутулости высокой очень роста…
Не хром — он из душевных был калек —
Хромают как-то руки их непросто…
Он книги бесконечные читал —
Но будто бы одна и та же книга
Пред ним была… и он ее листал
С медлительной задумчивостью мига…
Лицо… еще… в приятности своей
Старело медленно… еще… приветно…
Еще… он молод… грусть… еще… видней…
Грусть в старости уж менее заметна…
Весь как-то странно был он крылокост —
Сутулости высокой очень роста —
И соблюдал он некий тайный пост
Своею худобою крылокостой.
«Вы служите?» – он отвечал —
«Служу… Опаздывает вечно наша служба»…
«Вы дружите?» — он отвечал «Дружу…
До нас не доживает старость дружбы»…
Он был покладист с мирной тишиной,
Но с шумом жизни… страшно… слабо… спорил…
За угол свой любою он ценой
Бы заплатил – сейчас же… скоро… вскоре…
«Вы верите?» – он отвечал – о, да…
И повторял – о, да… но охладело…
«Божественна не для меня звезда,
А вот сосульки – Божье это дело».
С метаморфозы грязной сюртука
Пылинку он снимал, оставив пятна.
На рюмки талии его рука
Дрожала в полувальсе напопятном…