И, как волна баюкает закаты,
В ответ он головою покачал…
Покуда он молчал на возглас сей,
Сестра сугробы шторы поднимала,
И, поднимая светлой грудой всей,
Она их в веер желтизны сжимала.
…Их мать, в их раннем детстве умерла…
Она в лиловом облаке ходила,
Теряла их, звала и находила,
Как крошки, что упали со стола.
И что сидели тихо под столом…
И вновь теряла их в аллеях сада,
Которых было более, чем надо,
Чтоб прошлое найти уже в былом…
На хлопотами сильную любовь
Он отвечал слабеющей улыбкой…
«Когда ты ходишь — половицы скрипка —
Она меня всю ночь будила вновь»…
Но восклицанья нежности родив,
Сестра уже салфетку пеленает,
И жизнь идет, как девушка земная,
По коридору — кофе не пролив, –
В старинной чашке с синим ободком,
И масло с оспой сыра на подносе,
И взор, что исподлобия, тайком,
К нему свое сияние возносит
И говорит об утре, как Добре…
И снова взор к подносу опускает,
И ложечка над чашкою мелькает,
В нее кладя свой отблеск в серебре…
Два отблеска – и третий – положив
В со сливками воркующую чашку –
… А Клавдия в халате нараспашку –
Вдруг вспомнил сквозь усталости прилив…
И сливочник, взлетев как голубок.
Чает струе воркующей пролиться…
Страсть губит – и от страсти не отбиться,
Не губит только – никогда – порок…
И снова ясный взор к нему взошел –
И в этот раз со смелостью глубокой –
И он в се сияньи темнооком
Об утреннем Добре опять прочел…
Веснушки золотистые руки,
Как буквы золотые в бедных строфах
Неграмотных, в царапинах тоски…
И свой алтарь, дымясь, возводит кофе…
Прокофий в это время внес дрова
С веселой бородою в две охапки,
В которых таяли снежинок крапки,
И печь вступила в жаркие права…
Когда ее он встретил в первый раз
В просторном полусветлом коридоре.
Мгновенное смущенье темных глаз
Столкнулось с восхищением в упоре —
Но — восхищением посторонясь —
Он, взоров пропустил ее смущенье,
И — голову склонивши на мгновенье —
Она прошла, ему не поклонясь…
Она в то утро в ихний дом вошла,
Чтоб новою служить сестре служанкой,
А он к себе вернулся спозаранку —
Та ночь в притоне с Клавдией прошла…
В той комнате, где часто он бывал,
Где бархат был своим же эпилогом,
И в раме позолоченной убого
Обрушивается «Девятый Вал»…
