Всем известно, что опасны
маревные непрочные дни раннего лета, когда травы силу набирают, когда по старым
дорогам богомольцы бредут к Сергию, когда петров крест цветет и по сырым оврагам
о полночи чудится переливами смех и рукоплеск мертвых девиц-омутниц. Услышит небывалое
дело конный или пеший, опрометью побежит, нахлестывает коня без жалости, надвигает
шапку на лоб, из последних сил спасает мясо православное.
Но скоро поймет беглец,
что как ни рвет жилы, как ни задыхается конь по горло в черном травостое - а все
на месте стоит, будто муха в меду увязла - ни тпру, ни ну. Утром только шапку окровавленную
найдут на обочине. Покачают головами чужие люди, шапку похоронят, как голову, там
же, у обочины глинистой, вечным умолчанием почтят - мол, был прохожий человек, да
сплыл, а имя ему Бог веси. На грядущее лето вырастет в овраге черная Папороть Бессердешная.
Поделом тебе, беглец - не любо - не слушай. Мало ли кто на поле где лен-конопель,
гречиха - ржица, хмель да овес, в сумерки босиком носится, в ладоши хлопает и кличет
по-кукушечьи "Ух, ух, соломенный дух! Меня мати породила, некрещену положила!".
Земляника белыми крестиками
цвела под Москвой.
В черностойных сырых
лесах близ Сапожка и Ряжска, русалки водились целыми гнездами, в Туровском бору
нагие русалки скакали верхом на турах и оленях никакой боярин-охотник не смел тронуть
нечистую ездовую скотину, потому что везде найдут мертвые девки нарушителя, и мольбу
не выслушают, а стальными глазами прильнут к замочным скважинам, окна облепят белесыми
ладонями снаружи. после полуночи в горницу проникнут болотным паром и выпьют врага
изнутри, через нос, глаза и уши, как гусиное яйцо сквозь скорлупу. Наутро только
кожа да кости под постельным пологом валяются, а под носовым хрящиком последняя
кровь запеклась мармеладью. Баю-бай.
Русалки восходят из вод
на Светлое христово воскресение, когда вокруг церкви обносят Плащаницу.
Тогда не зевай, ключарь,
прикрывай двери храма поплотнее, иначе русалки набегут на церковных свечках греться,
и крестом не выгонишь, только и останется, что церковь проклятую заколотить и оставить
всем ветрам на потребу, иконостас безглазый истлеет, в алтаре вороны насрут.
Все дни у Господа в рукаве
страшны, но страшней прочих
Духов День
Вот тут-то русальное
шутовство большую силу набирает.
До Духова дня русалки
живут в водах и пустых местах, а на Духов день выползают на косые берега, и цепляясь
волосами за сучья бурелома качаются, будто на качелях с мертвецким стеклистым клекотом,
бессмысленном в смерти:
