На улицу смотрела в угловое
окошко, на подоконнике примостясь. Ходили по улице простые девочки, продавали прохожим
ленты, букеты да конфекты.
- А ко мне девочки не
ходят. Нет у нас на дворе девочек и не будет.
Завел батюшка семь кошек
сиамских. Днем по комнатам расхаживали кошки, как хозяюшки, а ночью привязывали
их к семиножному стулу. Каждая кошка знала свое место. Чуть смеркнется, сами бегут,
спинки да шейки к шлейкам протягивают, не фырчат, не возятся, на подушках мостятся.
К каждой кошке особая девка приставлена была. Сам Борис Шереметьев, нарекал кошек
по дням недели, чтоб не перепутать.
Басом жаловались кошачьи
девки:
- Барин, Середа с Субботкой
поцарапались, в кладовке погром учинили, Вторник с Воскресением в белье плюх наделали,
а Понедельник в вашей перине дыру вырыл, натащил клочков, гнездо вьет, неровен час
снесется, галчонков выведет. Никакого сладу нет.
Анна маленькая над докладами
кошатниц хохотала в голос. Борис Шереметьев только руками разводил, весело объяснял
дочке:
- Надо ж и мне, Анна,
почудасить на старости лет. У каждого барина своя фантазия, полагается, чтобы обо
мне говорили на Москве, пусть хоть кошек моих поминают.
Мастерила Анна из шелковинки
да пуха "мышку" - носилась с кошками батюшкиными по скользкому паркету
босиком. Шаркали вслед за ней, не поспевая няни, мамы, барские барыни и сенные девки,
кто на отсыпе чаю, кофе, перцу и круп состоял, кто на домашней работе и на кухне
трудился - а радостно было глядеть, как куролесит с кошурками барышня-шалунья.
Хорошо поставлен дом:
спальни, кабинеты, столовая, детская, девичья, каморы и закуты.
Все уютно, потолки низкие
под теплыми сводами. Печи по углам муравленые, обои штофные с петушками, с венецейскими
разводами и гримасами - все тканое в серебряный накат. Помнил старый барин Шереметьев
Страх Божий да Воеводство.
Повседневно по правую
руку отцову садился обедать приходский поп Мирон Иоаннович, учитель из бедных, астроном,
хоть и выпивоха. Приживалы разночинные, цирюльник, домашний аптекарь, просители
из лапотников. Под лавками шуты гоношились, карлы домашние в шелковых радужных париках,
со львиными буклями, в жупанах с плеча чужого по колено утопали. Карлы правду про
господ писклявыми голосами говорили, им за то мазали братья Аннушкины губы горчицей.
По леву руку батюшки
- няньки, дети, гувернер-немец, фехтовальщик, мадамка, и семь песочных кошек в черных
чулочках на низенькой лавочке - симеоны неделькой названные.
