"Гори, гори ясно,
Чтобы не погасло,
Стой подоле, гляди в
поле,
Едут там трубачи,
Да едят калачи,
Погляди на небо,
Звезды горят,
Журавли кричат,
Раз-два не воронь.
Беги, как огонь!"
Всадник сухими губами
шевелит, учит считалочку-закличку наизусть, не сводит врожденной лживой синевы с
крестов. Прохожие дивятся - какой набожный.
Красная кирпичная кладка
водонапорных башен, складов и домов изнутри напоена тяжелым горением. Вспыхивают
снегирьи грудки на снегу. Красное, скарлатное, пестрообразное - из огня да в полымя
- перекличка мясных и ягодных рядов, на крючьях туши с ободранной кожей, сочное
мясо распялено, вырваны черева, оскалены свиные головы, мертвые быки распахнули
святые глаза, под лавками псы спущенную кровь лижут. Битые зайцы в кровавых шерстяных
чулочках на голой кости пляшут корчами вповал на продажу. Кто старой веры держится,
зайчатину не покупает и не ест. Слепорожденное мясо, заячий бочок, как и красная
смертная одежда - запретное, нельзя вкушать, нельзя надевать по старому закону.
Кого в красном похоронят - тот в могиле сгорит замертво.
У церкви Григория Неокесарийского
на Полянке остановился прекрасный всадник, оставил коня на попечение попрошайке,
дал грош, вошел, обнажив голову под расписные своды.
Горел Григорий Неокесарийский
- снаружи куполами, колоколами и изразцами печатными, алозолотными, где в мураве
радужные звери резвятся и цветы и червецы багряные и дива двухголовые и бухвостые,
морские и сухопутные Страшного Господа хвалят всяким дыханием. Изнутри горел храм
повседневным ярым воском и сусальной теснотой иконостаса, отовсюду смотрели глаза
милостивые, с детства знакомые. Так светло стало, что хоть сейчас - вон бежать,
единственную радость возвещать встречным-поперечным.
Где, если не здесь, утешения
от еженощного ужаса искать, где, если не доме Твоем, попросить, со всей сладостью
унижения: Останови меня, Бог!".
Днем народу мало. Служба
час как окончилась. Холодно и глубоко меж колоннами. Шаркал алтарник, соскребал
с пола натекший воск. Кавалер опустил голову, в пальцах замучал купленную рублевую
свечу с золотой вязью молитвы, самую дорогую, какая на лотке была - для великих
праздников. Успокоился. Вспомнил нужное, произнес еле слышно, со скромностью:
"Многомилостеве,
нетленне, нескверне безгрешне Господи, очисти мя непотребного Твоего раба Николая
от всякой скверны плотския и душевная и от невнимания и уныния моего, прибывшую
ми нечистоту со инеми всеми беззаконии моими, и яви мя нескверне Владыко за благость
Христа Твоего и освяти мя нашествием Пресвятаго Твоего Духа. Яко да возобнув от
мглы нечистых привидений диавольских и всякия скверны, сподоблюсь чистою совестью
отверстии скверныя мои и нечистыя уста и воспевать Всесвятое Имя Твое Отца и Сына
и... и..."
