- Слушай, Маруся, как
Море-Окаян в берегах гуляет от Пресни до острова Груманта.
Девчонка не отстает:
- Говори мне Море-Окаян!
И пойдут китоврасовы
беседы про глухие чащи, про суземы, про глубокие воды. Море-Окиян, дело виданное,
про него всякий слыхал, а есть на свете тайное Море - Окаян. Глубоко то Море под
землей, вся Москва на нем стоит, как остров, да что Москва - вся Россия.
Все озера с пучинами,
все низовые воды выбиваются из бездны и поглощаются им, все потоки горные, все ключи
коломенские, все глотки предсмертные да банные оплески, все слезы утекшие, половодья
мартовские, зеленоглазые колодези, все там, на дне сообщаются с морем Окаяном, сливаются
в одно. А там всегда шторма осенние крепкие, всегда птицы-покликовицы над бурунами
бесятся, ломовые льды громоздятся, свет-рыба, сон-рыба, крест-рыба на отмелях солеными
табунами ходят, бьют хвостами, ловцы человеков в челнах на истинный полдень плывут,
затопленные русские соборы из глубин колоколят.
Море-Окаян Бог в милости
своей для темных душ придумал, чтобы было, куда спасаться от всего, когда самого
спасения нет.
Чтобы спасаться, надо
водяные окна знать. Через те водяные окна колдуны и разбойники переныривают в море-Окаян,
из реки в озеро, из озера хоть в барский пруд, хоть в ковшик воды.
Вот, Маруся, был один
такой Стенька Окаянный, ходил, пошаливал.
В Астрахани змеи не кусаются,
их Стенька на мизинец заговорил, если б все сбросились, дали ему по денежке он бы
и комаров заговорил, а так нет. Многие дела делал. Бедных миловал, с богатыми лютовал.
Заключили Стеньку солдаты
в тюрьму, а он взял уголь, нарисовал на стене лодку на сколько хочешь весел, три
раза перевернулся на пятке, свистнул, и пошла лодка, в стремный плес.
Стенька на корму вспрыгнул,
поминай, как звали. Был да сплыл, а все туда - в Море Окаян.
Маруся радовалась, в
ладоши била, и как насядет, спасу нет, уже уголек отыскала - на беленую стену егозит
глазенками, просит:
- А давай нарисуем лодку
и поплывем далеко-высоко!
- Ну, давай. - соглашается
Гриша Китоврас.
Рисовали на печке угольком
лодку о десяти веслах.
На носу - немой колокол
и разбойничье огневище в подвесной плошке на турецких цепях, змеилось пламя над
волжскими водами.
Косой парус в небеса
навострен, легка лодочка - легче перышка, добро проконопачена, чумным дегтем смазана,
барскими коврами застелена, по бортам вырезаны кукушки ижорские, уключины - святый
камень маргарит, который говорит, когда языки умолкнут, а скрепы - золотые гвозди,
какими небо к земле прибито. Руль провористый, ясеневый, знай, не зевай, поворачивай,
валяй.
