Черный карла ростом с
дитя семилетнее, ручки-ножки скручены недугом врожденным до нелепости, а лицо мудрое,
мужское, тяжелое и прекрасное в зрелости своей. С такой лаской и тоской смотрел
карла, что сердце падало. Повторил не пискляво, а сливовым ласковым баском:
- Царствие Небесное.
- Я надеюсь... - отозвался
Кавалер, на покойницу указывая.
- Ты не понял - усмехнулся
карла - Царствие Небесное, это меня так зовут. Возьми меня на руки, я окна открою,
пока все спят.
Безропотно Кавалер, чужой
плоти гнушавшийся, поднял карлу под мышки, понес от окна к окну, удивляясь, как
же по-детски легко тельце уродца. Черный карла деловито снимал с оконных рам холсты,
отпирал щеколды - и вступило в спальню постылое бессолнечное утро и свежий масленичный
сквозняк.
- Батюшку надо... И способных
женщин... Обмыть, нарядить... - вспомнил Кавалер.
- Всех уже пригласили,
не беспокойся, - ответил Царствие Небесное - Ты свободен.
Когда освободили окна,
карла снова уселся напротив на стопку книг, и засмотрелся Кавалер в карие глаза
Царствия Небесного - никогда прежде не было ему так спокойно.
Будто по-писаному ведал
Кавалер, Царствие Небесное понапрасну судить не будет, спокойная ласка и вечное
верное дружество во взгляде Царствия Небесного крещенской иорданью застыло.
Спросил Царствие Небесное.
- Хочешь ли ты, чтобы
я остался в твоем доме?
- Да, - не раздумывая
позволил Кавалер Царствию Небесному.
- Возьми свои книги,
иди, читай их, сколько сможешь. Берегись себя, но ничего не бойся. Твои яды в тебе.
А я буду приходить к тебе в сумерках и беседовать. Ответь снова: хочешь ли ты, чтобы
я остался в твоем доме?
- Да. Приходи и беседуй.
Вот и славно, -но, опомнившись, крепко сдавил Кавалер щипком свою пышную щеку с
высохшим слезным следом, будто прочь с костей сорвать хотел, посмотрел отчаянно
на Царствие Небесное:
- Скажи мне, почему со
всех сторон говорят, что изменилось лицо мое с ноября. Да и сам я чую, что неспроста
расцвел, что со мной, отчего наказал меня Господь красотой, как проказой?
- Тебе лучше знать,
- ответил Царствие Небесное, и как обезьяна, горб почесал, подобрал с половицы опорожненную
сулею. - Можно ли в эту малую емкость бочку перелить? Нельзя. Так и в тебя Господь
красоту на десятерых потребную влить хочет. Будешь хорошеть с каждым днем, но потом
треснешь по швам от излишка.
Брезгливо содрогнулся
Кавалер, отвернулся от Царствия Небесного.
- Что ты мелешь? Разве
"хорошо" бывает "слишком"?
