Об этом своем наблюдении Ковригин и сообщил в статье.
О другом собственном знании решил пока помолчать. Пусть публика (хоть даже этой публики и двадцать человек, но это так, для самоуничижения, пижонство в мыслях; читателей у "Под руку с Клио" не меньше двадцати тысяч, а может, их и больше), пусть публика попривыкнет поначалу к "костяным пороховницам", а потом он и обнародует один предмет, косвенно родственный "костяным пороховницам", предмет, и для самого Ковригина загадочный, манящий раскопать его историю и истории персонажей, с ним связанных. Нынешняя "заметка" Ковригина могла вызвать отклики, вдруг и со сведениями о судьбе потаенного пока предмета, и отсрочки публикации её, понятно, раздражали Ковригина и обостряли в нем страсти кладоискателя.
И вот — нате вам! — статья поставлена в номер.
Мысли о пороховницах отвлекли Ковригина от всего сущего, и он не сразу сообразил, что на улице возмущенно ржет конь и в нетерпении бьет по земле копытом.
То есть никаких скакунов или кобылиц не было, а у его забора стоял серебристый "лендровер" с тонированными стеклами и производил нагло-невежливые машинные звуки.
Как только Ковригин подошел к калитке, дверцы автомобиля открылись, из передней вырвалась молодица непонятных пока Ковригину лет, из задней выполз Кардиганов-Амазонкин с утренней папкой в руке. Молодица была в экстрим-прикиде или сама экстрим, Амазонкин, обычно важный, с шеей-перископом, отчего-то ужался, измельчал, шею же свою, ставшую черепашьей, втянул в панцирь.
— Вот, Александр Андреевич, — Амазонкин, будто дворецкий, из смирных и напуганных, хозяину замка, доложил Ковригину: — Я стоял в раздумьях у ворот… Троицких… а подъехал лимузин, и я помог товарищу найти ваш участок…
— Спасибо! — резко сказала молодица и взмахнула рукой в сторону Амазонкина, то ли и вправду благодарила его, то ли давала понять: "Брысь!".
Амазонкин, ещё более измельчав, кавалеристом кривя ноги, засеменил восвояси.
Молодица повернулась к Ковригину.
— Вы Ковригин?
— Ну, я…
Молодица выглядела то ли рокером, то ли байкером. И может, и парашютисткой из ступинских рекордсменок, выписывающих в небесах кренделя и поздравительные слова. Ковригин в этом не разбирался. Во всяком случае, не хакером. В черных кожаных штанах (с кошачьим подбоем — было добавлено позже), с заклёпками, с наборами металлической фурнитуры, с зимними, давосскими очками, сдвинутыми на высокий загорелый лоб ("Ба, да лоб-то выбривали, как во Флоренции при Данте! Но тогда пилинг проводили с помощью деревянной или стеклянной лопатки, вот и брови у неё выгнуты углом… — подумал Ковригин. — Но что пристал ко мне этот Данте?") Пожалуй, куртка гостьи с красными клиньями из какого-то ноу-хау или нано материала все же более соответствовала воздушным видам спорта.
