Поравнявшись со скамейкой Хитровича, Лиза узнала его и, быстро подойдя, поздоровалась..
— Вы в отпуску? — присаживаясь рядом, спросила она Николая. Парень повертелся перед ними и, засвистав что-то, убежал догонять других.
— На неделю, — взглядывая на нее и краснея, ответил Хитрович.
— У вас там — хорошо. Я с удовольствием прожила бы в Аракчеевке с месяц. У вас там поля и лес и ночи такие теплые.
Он сидел и чувствовал, как у него начинает опять кружиться голова. Ему нужно было что-нибудь ответить, но он не находил слов и, досадуя на себя, боялся, что она уйдет.
— Хотите, пойдем гулять?
— У меня нога... — ответил он, едва сдерживая дрожь.
Она взглянула на него и, видимо, заметила эту неестественную дрожь. По лицу едва уловимо пробежала тень, она слабо улыбнулась. Эта улыбка, обнажившая краешки ее зубов, осталась у ней. Она молча смотрела в его широко открытые, как от испуга, глаза, пугаясь этого взгляда и в то же время не в состоянии оторваться от него.
— Лиза, скоро будет второй сеанс! — крикнул ей с тропинки все тот же молодой человек.
Николай вздрогнул, как будто на него плеснули холодной водою, и, остывая, оглянулся.
— Чьто? Хорошо. Вы не знакомы?
Молодой человек подскочил и, стукнув ляжками, представился. Николай смутился еще более, не зная, куда девать себя, и не понимая, зачем этот человек очутился рядом и расспрашивает, видел, ли он «Двух претендентов».
Они поднялись и, увлекая за собой Хитровича, отправились в кинематограф «ТОР».
Николай смотрел какой-то фильм, слушал болтовню молодого человека, но все это проходило мимо его сознания. Он видел и слышал только Лизу, остальное для него не существовало.
Возвращались из кинематографа вдвоем с Лизой. Пустынные улицы глухо чеканили его шаги, слабый свет электрических фонарей положил на лица странные тени.
Неизвестно почему, она скоро заговорила о любви тоном, который поразил Николая.
— Я была наивна, как мещанка, — говорила она. — Любовь мне казалась чем-то не от мира сего, я ее боялась и одухотворяла. Теперь мне смешно и горько. Это так просто, грубо и мерзко. Видно, конечно, сентиментальное воспитание, но все-таки жаль, что все так грубо, пошло и грязно...
Ошеломленный Хитрович, забыв про ноющую от продолжительной ходьбы ногу, шагал, будто постепенно погружаясь в ледяную воду.
«Что это? Что это такое? Это она?» — Он украдкой взглянул на нее, тихо идущую рядом.
Она смотрела вдоль улицы, и он не мог и боялся взглянуть ей в глаза. На ее лице блуждала улыбка грусти и сожаления о чем-то потерянном, что было бесконечно дорогим и близким.
