— Они на улице не валяются. «Найдем»! Не больно найдем!
— Займы будут, — сказал Липатов. — Все рабочие будут отчислять на план из заработка. Потом, ежели хорошенько взяться да себестоимость товаров процентов на десять снизить, это знаешь куда махнет?
— Себестоимость пятилеткой тоже предусматривается, — добавил Куров.
— Да, потом заграница. Лес будем им отправлять, вот тебе опять деньги.
— Сельхозналог, наверно, увеличат, — вздохнул Савельев. — Теперь только чего-нибудь и жди.
— Насчет сельхозналогу — наоборот: не повысят, а снизят.
— Ну, тогда другое, — заупрямился Савельев. — Какой-нибудь доход с крестьян выдумают. Займы или еще что. Это уж факт!
Липатова укололо это, он тяжело засопел и даже кулаки сжал, но ответить не успел.
— А если бы заем еще ввели, ты дал бы? — спросил Савельева Куров.
— Да ить как сказать! — уклонился Савельев.
— Нет, все-таки?..
— Не из чего давать, — пробурчал нахмурившийся Савельев.
— Ага-а! — вскипел Куров. — Ты, значит, за пятилетку, но только чужими руками? Хо-рош! Пусть, дескать, там рабочие отчисляют, пусть строят, а я посмотрю!..
— Рабочим расчет есть строить, а мне какой расчет?
— Тебе расчета нет? — горячился Куров. — А плуги, а трактора, а удобрения, ситец, гвозди?.. Это разве не расчет? Ты думаешь, подъем урожайности на тридцать пять процентов будет сделан так, по ласковой просьбе рабочих? Ничего подобного! Рабочий зря словами не кидается. Урожайность будет поднята не молитвами, а машинами, тракторами, удобрениями, совхозными семенами и колхозами. Откуда все это возьмется? От индустриализации!
— Он сорвать хочет с пятилетки-то, — крикнул Карпушев.
— Кто сорвать? Я сорвать хотел? Я? — обиделся Савельев. — Ты думаешь, я совсем без понятий?
— Я ничего не говорю. Ты говоришь-то, а не я.
— Мало ли что говорю!..
Савельев сложил ногу на ногу, отвернулся и принял вид, что продолжать спор не намерен.
Заговорил до сих пор молчавший Баскаков.
— Тут насчет денег говорили. Ета... как ее...
Баскаков покраснел, кашлянул и, рассматривая носки своих сапог, докончил:
— В случае чего, можно и нам... три рубля, вчера от матери.
Не поднимая глаз, он достал трешницу и заметно дрогнувшей рукой протянул ее Курову.
Куров смотрел на Фому недоумевая, потом вспыхнул и, толкнув Липатова локтем, бросил.
— Тащи лист бумаги!
Вскоре Баскаков расписался в подписке трех рублей на индустриализацию. Куров вытащил накопленные девять гривен, положил на лист бумаги и тоже расписался. Выложил пятаки Липатов, пересчитал и под молчание взвода тоже расписался.
