Я должен это сделать. Хотя ни я об этом не сказал, ни она. Но все равно должен. Сегодня. Бичем-клоуз, четырнадцать. Теперь там живут новые люди. Другой мир, другая планета. Я мог бы все про них узнать, проверить от и до. Мой хлеб, если на то пошло.
Здесь, на холме, — зона травянистых бордюров, двойных гаражей, железных оград, «лежачих полицейских», частных детских садов. Но не сбрасывайте ее со счета. Если вы зарабатываете тем же, что и я, зарабатывайте там, где людям есть чем платить и где они, несмотря на все, что имеют, способны (вы будете удивлены!) вытворять страннейшие вещи.
Повторяю: не сбрасывайте со счета эту зону обсаженных деревьями домов, этот обетованный край, где мало что, как считается, должно происходить. Все эти благополучные — на что иначе цивилизация? — Уимблдоны и Чизлхерсты.
Деньги за так. Можно было Рите перепоручить.
«Вот мои условия, миссис Нэш. — Я подал ей листок. — В таком деле я не прошу клиента ничего подписывать и не считаю, что нанят, пока не получу точных данных. Правило, по очевидным причинам, такое: не я связываюсь с вами, а вы со мной».
Тут они обычно хлопают глазами — легкое замешательство. Уже, значит, заговор, тайное соглашение.
Солнце лилось между нами потоком. Клейкость исчезла из ее глаз, и какое-то время она выглядела просто потерянной. Но так у них и бывает: пришли с решимостью, а теперь им кажется, что оказались здесь ненароком. Ошибка, не та дверь — хотели в «Центр загара». Пришли как обиженная сторона, а уходят в каком-то дурмане, с ощущением вины.
Вот почему я всем, кроме женщин определенного сорта, оставляю выход, лазейку. Возможность отменяющего звонка, скажем, на следующее утро или даже в тот же день. Всё заново взвесили и решили, что мои услуги не требуются. И хотя я вслух такого не говорю и не люблю терять заработок, случается, что думаю: и правильно, это самое для тебя лучшее.
Рита могла бы войти ко мне и небрежно сообщить: «Миссис Нэш — вчерашняя, утренняя. Можно вычеркнуть».
Я сказал:
«Фотографии либо пришлите, либо сами привезите».
Казалось, она приросла к стулу. И по-прежнему крепко, до белизны в костяшках, сжимала ремешок сумочки.
Может, когда-нибудь напишут книгу о дамских сумочках, ручных и наплечных. Если уже не написали. Про то, как они за них держатся, точно за лучших друзей. Когда все остальное рушится. И чего в них только нет. (Сколько я их обшарил — поди сочти.)
Там, где она сейчас, сумочки запрещены. Ремешки.
