Такое вот вторжение.
Работалось в тот вечер, после дневного зноя, легко. Прохладный воздух. Прохладный камень на ладони. А еще мне хотелось побыть одному. Выкладывая свою трехмерную мозаику — наверное, Бен все-таки прав, это навязчивая идея, — я нет-нет да и вспоминал семью, которую мы завернули прочь от города. Все могло кончиться тем, что женщина потеряет ребенка. И даже еще хуже. Что они будут делать в лесу с кричащей от боли роженицей? Я поднял камень и, почти не глядя, втиснул его между двумя другими. Он вошел гладко, как вилка в розетку, оставалось только слегка подбить ладонью.
Я тут же подобрал другой. У этого форма была посложнее — целых семь сторон. Что ж, по крайней мере, отвлечет от мыслей о несчастной семье.
Но отвлечься не удалось.
Что если бы мы сжалились над ними? Впустили в город? Что если бы через какое-то время я снова ощутил в животе знакомый комок напряжения? Тот тревожный сигнал, поступающий на некоем глубинном, инстинктивном уровне и говорящий: «Осторожно, Валдива, это они. Чертовы трясуны. Убей их, пока не поздно».
Так что же хуже? Не пустить людей в город и, возможно, обречь их на мучительную смерть в лесу или прикончить чужаков здесь несколькими ударами топора?
Некий инстинкт, двоюродный брат того, который позволял мне определять инфицированных, отыскал подходящую пустоту в возводимом мемориале. Щелк, и камень занял свое место, как будто предназначенное именно ему. Совпадение почти идеальное.
Отступив, я посмотрел на творение своих рук. Надгробие, представлявшее собой куб размером с грузовик, призрачно белело в ночи под светом звезд.
Однажды, когда я работал, на берег пришла незнакомая старушка. Похвалила и сказала, что нечто подобное строили древние египтяне. Я запомнил слово — мастаба. До перехода к пирамидам египтяне хоронили своих мертвецов под такими вот сооружениями. Не знаю. Инстинкт подсказал мне выложить из камней куб. Инстинкт указывал мне на людей, заболевших трясучкой. Я ничего не планировал, ничего не обдумывал, а делал то, что приходило в голову, подчинялся инстинкту. Не знаю, кто наградил меня этим инстинктом, Бог или Дьявол. Как получилось, так и есть, вот и все.
Звезды сияли ярче бриллиантов. Я сидел, прислонившись к стене, ощущая через рубашку холод, исходящий от камней. Время близилось к двум часам ночи, но спать совершенно не хотелось. В домике был пусто и одиноко, а здесь, на берегу, я чувствовал близость мамы и сестры. Здесь я смотрел в небо и считал падающие звезды.
