Такими-то мерами Нельсон думал спасти Неаполитанскую монархию. Он бы в состоянии рискнуть целым королевством так же смело, как и эскадрой, и, к несчастью, он находил в королеве ту же пагубную склонность к неосторожной опрометчивости. По его мнению, следовало неожиданно броситься на папские владения, застать врасплох рассеянные войска французов и начать войну прежде ее объявления. Такие советы он не однажды передавал Неаполитанскому двору через посредство леди Гамильтон. Такое мнение подкрепляли внушения римских эмигрантов, обещавших армии содействие фанатической черни. Из всех министров один Актон поддерживал в совете этот опасный проект. Маркиз де Галло и князь Бельмонте-Пиньятелли противились ему всеми силами. Нельсон не мог простить им этого сопротивления. "Я ненавижу маркиза де Галло, - писал он графу Спенсеру, - он решительно не знает самых простых правил приличия. Сэр Вильям Гамильтон узнал, что через час отправляется курьер в Лондон, а между тем, я вчера провел часть вечера с маркизом, и он мне не сказал об этом ни полслова. Он только и знает, что любуется своими лентами, перстнями да своей табакеркой. Право, сделав его министром, потеряли отличного франта".
Между тем два важных обстоятельства препятствовали тому, чтобы двинуть Неаполитанские войска. Не было ни денег, чтобы их содержать, ни генерала, чтобы ими начальствовать. Генерала просили у Австрии, денег - у Англии, этого неиссякаемого источника всех субсидий. "Я сказал королеве, - писал Нельсон графу Спенсеру, - что я не думаю, что Питт мог требовать от государства новых пожертвований, но что, вероятно, если Англия увидит мужественные усилия неаполитанцев к отражению французов, то Джон Булль не отстанет от своих друзей и не покинет их в нужде". С этой надеждой и с прибытием генерала Макка исчезла окончательная нерешимость двора. Макк, которому впоследствии судьба судила такие странные неудачи, который, погубив в пятнадцать дней королевство, должен был несколько лет спустя капитулировать с целой армией, - Макк считался в то время одним из лучших генералов в Европе. В Неаполе его приняли как ангела-хранителя. Это был человек холодный и спокойный, не речистый, но произносивший каждое слово тоном оракула. Он обещал раздавить французскую армию - и ему поверили на слово.
Итак, Неаполю предстояла честь открытия этой новой кампании. Пьемонт уговорили содействовать союзу, и он должен был возмутиться в тылу у французов. Английской эскадре назначено было перевезти корпус войск, чтобы отрезать французской армии ретираду в Ливорно. Все было приготовлено к тому, чтобы окружить и уничтожить французские отряды, рассеянные в папских владениях и в северной Италии. Австрия, однако, еще не двигалась. Время ли года казалось ему поздним, поджидало ли оно русских, но австрийское правительство решилось продлить время и затянуть переговоры до апреля наступающего года. Это обстоятельство чуть было не охладило жар неаполитанцев. Вот что Нельсон писал графу Спенсеру 12 ноября 1798 г. из лагеря при Сан-Джермано, куда переехал двор.
