В конце июля происходили маневры в окрестностях Красного Села и Ропши, и на это время двор переселился в Ропшу. Дворец здесь был небольшой и довольно примитивно устроенный, но детям это нравилось. Парк примыкал к полю, куда мы ходили гулять. Недалеко было село, в церкви был деревенский хор из школьников, что приятно напоминало мне Мураново. Кроме того, здесь не было «ботаников» – так назывались на придворном языке чины охраны, одетые в штатское платье и изводившие нас своим присутствием в Петергофе. При приближении кого-нибудь из нас, они делали вид, что интересуются чем-то в траве, вследствие чего и получили это прозвище. Девочки говорили: «Здесь никто за нами не следит».
Как-то за завтраком я сидела рядом с великим князем Николаем Николаевичем, будущим Верховным главнокомандующим на германской войне. Он знал мою тетку, камер-фрейлину Дарью Федоровну Тютчеву, много лет находившуюся при дворе, поэтому я не была для него вполне чужим человеком. Он обратился ко мне с вопросом, каковы мои планы относительно воспитания детей. Когда я изложила ему свои мысли и намерения, он заметил: «Хорошо, если вам удастся осуществить хоть одну десятую часть из того, что вы наметили. Я знаю императрицу».
Николай Николаевич был женат на черногорской княжне Стане (Анастасии Николаевне), у которой от первого её брака с герцогом Юрием Лейхтенбергским были дочь Елена и сын Сергей, гувернером которого был упоминавшийся мною Жильяр. При ближайшем знакомстве со мной он предупреждал меня быть осторожной с черногорскими княгинями (особенно с Милицей, женой великого князя Петра Николаевича) и не доверять им, так как он считал их фальшивыми и интриганками.
По окончании маневров царская семья отправилась на яхте «Штандарт» в финляндские шхеры. Это было любимым местопребыванием государя и императрицы. Они плавали там месяца полтора или два, но меня с собой не брали и на это время всегда отпускали домой. Как-то в конце августа, приехав в Москву, я узнала из газет, что «Штандарт» наскочил на камень, получил повреждение и царская семья была принуждена перейти на сопровождавшую их яхту «Полярная звезда». Об этом говорили с негодованием, возмущаясь нерадивостью капитана «Штандарта» Чагина и особенно флаг-капитана Нилова, который часто бывал в нетрезвом виде.
Во второй половине сентября я ездила с великой княгиней Елизаветой Федоровной в Саров, а в начале октября вернулась в Царское. Дети встретили меня вопросами, как отнеслись в Москве к происшествию с «Штандартом». Я ответила, что все беспокоились за царскую семью. «И бранили моряков?» – спросили они. «Конечно», – ответила я. «А мама говорит, – возразила одна из девочек, – что на это была Божья воля». Я не выдержала: «Вы, наверное, не поняли, мама не могла этого сказать. Божья воля, что во время этой катастрофы никто из вас не пострадал, а «Штандарт» наткнулся на камень из-за небрежности моряков». Думаю, что мои слова были тут же переданы императрице.
