— Память уходит, — печально повторил он. — Выбросил ни за что ни про что пятьдесят центов. Не следовало бы этого делать.
— Вы возглавляете эту студию? — спросил я.
Он рассеянно кивнул.
— Не следовало выбрасывать сигару. Если вы сэкономите пятьдесят центов, то что вы получите?
— Пятьдесят центов, — ответил я, не понимая, о чем он говорит.
— Только не в кинобизнесе. Если вы сэкономите пятьдесят центов в кинобизнесе, то получите на них прирост в пять долларов.
Он замолчал и поманил боксеров. Они перестали подрывать бегонии и уставились на него.
— Остается только следить за финансовой стороной дела, — продолжал он, — а это просто… Пойдемте, детки, обратно в бордель. — Он вздохнул и добавил: — Полторы тысячи кинотеатров.
Вероятно, у меня на лице снова появилось глупое выражение, потому что он принялся растолковывать мне:
— Для того чтобы быть шишкой в кинобизнесе, нужно всего полторы тысячи кинотеатров. Остальное гораздо легче, чем разводить чистокровных боксеров. Кинобизнес — это единственный бизнес в мире, в котором можно совершать все мыслимые ошибки и все-таки делать деньги.
— И наверное, единственный бизнес в мире, в котором вы можете позволять своим собакам писать на ваш письменный стол, — подхватил я.
— Но для этого необходимо иметь полторы тысячи кинотеатров.
— Вот это главная трудность.
— Да, это нелегко.
Он взглянул на четырехэтажное здание за газоном.
— Там размещаются конторы, — продолжал он. — Я никогда не захожу туда. Разочаровывающее зрелище. Тошно смотреть на всех этих людей. Самые дорогостоящие таланты в мире. Получают столько денег, сколько хотят. А почему? Неизвестно. Просто таков обычай. Их совершенно не заботит, что они делают и как. Все решают полторы тысячи кинотеатров.
— Вы не стали бы возражать против опубликования ваших соображений?
— Вы репортер?
— Нет.
— Жаль. Чертовски хотелось бы видеть эту мысль напечатанной в газете. — Он помолчал и фыркнул: — Нет, этого никогда не поместят. Побоятся. Пошли, детки!
Старшая, Мейзи, подбежала к хозяину, за ней последовала средняя, потом Джок. Вдруг в порыве внезапного вдохновения он задрал заднюю ногу на отворот брюк Оппенгеймера, но Мейзи оттеснила его.
— Видели?! — просиял Оппенгеймер. — Джок пытался нарушить очередность, но Мейзи не допустила этого.
Он нагнулся и потрепал собаку по морде. Она с обожанием посмотрела на хозяина.
— Глаза вашей собаки, — пробормотал Оппенгеймер, — самая незабываемая вещь на свете.
Он зашагал по мощеной дорожке, и три боксера степенно затрусили рядом с ним.
